— Целых три года. Женщина в восемнадцать лет и в двадцать один — это две совершено разные женщины. А рождение ребенка вообще меняет весь мир вокруг.
— Тогда, может быть, — Лу неловко поерзала на диване, прежде чем решиться на следующий вопрос, — это я виновата, что вы расстались?
— Как ты можешь быть виновата в том, что я повзрослела? — Лиза покачала головой. — Дело вовсе не в тебе. Почему мне стало мало нашей с Чарли веселой возни, секса, поцелуев? Почему на место влюбленности не пришло доверие и ощущение надежности жизни? Кто знает? Только не я. — Она пожала плечами, и в этом жесте не было ни капли сожаления. — Мне просто стало неинтересно. Я поняла, что все самое лучшее Чарльз мне уже дал — тебя, моя девочка. А потом моя жизнь стала сжиматься, как шагреневая кожа.
Лу опустила голову на колени матери. Теплые пальцы стащили с ее головы бандану и погрузились в волосы.
— И ты ушла?
— Да, и тогда я ушла. Знаешь, — кончик косы пощекотал нос Лу, — я где-то читала, что обычно человек запоминает восемь-десять счастливых моментов своей жизни. Тот день и был таким счастливым моментом. Я помню, как забросила свои вещи в багажник и усадила тебя в детское кресло. Мне и нужно-то было лишь доехать из Санта-Моники до Малибу, но, когда я закрываю глаза и пытаюсь воссоздать мои тогдашние ощущения, в памяти почему-то все время возникает платформа маленького полустанка; я стою на площадке последнего вагона и смотрю, как удаляется здание станции, водокачка и фигура стрелочника.
— Кажется, — пробормотала Лу, — я могла бы это нарисовать.
— Нет уж, — решительно сказала Лиза, — рисуй свою собственную жизнь.
— Великолепно, — Марго благоговейно коснулась крупной жемчужины. — Поверить не могу, что держу в руках то самое ожерелье.
Большая бриллиантовая роза подмигивала ей синими и оранжевыми искрами, пять жемчужных нитей светились холодным светом на черном бархате под обтянутой черным шелком крышкой.
— Хочешь померить? — В голосе Глории теплилась улыбка. — На коже жемчуг приобретает теплый розоватый оттенок.
Марго осторожно выдохнула воздух. Конечно, Глория привыкла жить в пещере Али-Бабы, но так обыденно говорить о колье, когда-то лежавшем на плечах самой Одри Хепберн… к этой мысли нужно было привыкнуть. Кстати…
— Так это правда, что вы стали прообразом Холли (68)?
— Нет, конечно. Это выдумали журналисты из-за нашего сходства с Одри. Трумен сам признался, что написал Холли со своей соседки с нижнего этажа, а он, насколько я помню, врать не любил. Ну-ка, повернись.
Марго послушно обернулась, привстав на носочки.
— Ты одела его правильно. Таким юным девушкам нужно спускать жемчуг на спину, а розу оставлять на ключицах. А вот так, — Глория быстро перевернула ожерелье. Роза переместилась к плечу, а жемчужные нити скользнули Марго на грудь. — Так будешь носить лет через двадцать.
Марго замерла перед зеркалом, а затем бережно положила ладони на перламутровые зерна.
— Глория, а откуда оно у вас?
— Разве я не рассказывала? — Бабушка Лу удивленно подняла брови. — Его специально для меня купил на аукционе Александр вместе с тем самым черным платьем от Живанши.
— А где же платье?
Руки Марго похолодели от волнения. Неужели сегодня ее ждет еще одно чудо? Глория удивилась еще больше.
— Год назад я подарила его Лу. Неужели она его тебе не показывала? Лу!
Лу оторвалась от своего неизменного блокнота и покачала головой.
— Нет, ба. Я ведь его так ни разу и не надела. Оно висит у меня в шкафу в чехле.
Марго с Глорией переглянулись. При этом Марго изо всех сил боролась с непослушно отвисающей челюстью. Как можно было поверить, что самое знаменитое платье всех времен и народов висит в шкафу у маленькой девочки, и об этом знают только два человека во всем мире?
— Подруга, как ты могла со мной так поступить, — прохрипела Марго почти натурально. — Водички мне…
— Лу, мы ее теряем. Быстро неси с кухни кувшин с лимонадом. И бокалы, — распорядилась Глория.
Марго аккуратно уложила колье обратно в коробку и, не закрывая крышку, поставила на столик рядом с креслом Глории.
— Глория, как же вы смогли бросить такого мужчину? — Пробормотала она ошеломленно, и тут же вытаращила глаза, шокированная собственной смелостью. — Ой… извините.
— Не извиняйся, девочка. Наоборот, я рада, что дожила до того времени, когда могу посплетничать о мужчинах со своей внучкой и ее подругой.
— Да? — В голосе Марго звучало облегчение. — Лу, иди скорей сюда! Мы будем говорить о мужчинах.
— Да? Появились какие-то новые сведения? — Лу уселась со своим стаканом во второе кресло и насмешливо уставилась на сплетниц.
Глядя на эту юную нахалку, Глория сокрушенно покачала головой:
— К чему эта ирония, дорогая, если ты еще и азов не освоила?
— Но я уже подумываю над этим. Над освоением, то есть.
— Неужели? — Глория с Марго чокнулись стаканами. — И кто же этот счастливчик?
— Я пока не хочу о нем говорить. Тем более, что я не уверена, — Лу пожала плечами и сделала большой глоток. — Ой, какой холодный.
Сидя на полу между бабушкой и внучкой, Марго удивленно морщила лоб: