Маленькая страна

— А почему бы не пойти в кафешку «Пти-Сюисс» поиграть на «Атари»? — сказал я.

— Забудь! Эти гады берут по пятьсот монет за партию в «Пакман»!

Кончилось тем, что мы пошли пешком вниз по речушке Муге до яхт-клуба. Настоящая экспедиция. По пути наткнулись на водопад, близнецов чуть не унесло. Поток оказался мощный — еще бы, сезон дождей. Не доходя до яхт-клуба, мы смастерили себе удочки из бамбуковых стеблей, а муки и опарышей для наживки купили у оманца из азиатского квартала, который вечно ошивался тут, на берегу озера. Его прозвали ниндзя, потому что он целыми днями наносил в воздух удары карате и дико вопил, как будто сражался с невидимыми врагами. Взрослые из-за этих ката считали его помешанным. А нам, детям, его занятие нравилось и казалось куда более нормальным, чем многое из того, что делают взрослые, например когда устраивают военные парады, брызгают себя под мышками дезодорантом, носят галстуки в жару, ночами напролет сидят пьют пиво или слушают тягучую заирскую румбу.

Мы выбрали место на берегу, напротив ресторана яхт-клуба, в нескольких метрах от вовсю предающихся брачным играм бегемотов. Дул сильный ветер, озеро было в белых барашках, волны разбивались о скалы и пенились, как взбитое мыло. Жино стал писать в воду и предложил соревнование — кто дальше. Но никто не захотел. Близнецы еще не отошли после обрезания. Арман стыдился выставлять напоказ эту часть тела, ну и я, на них глядя, передумал.

— Мокрые курицы, дохлые кошки, тухлые рыбы — вот вы кто!

— Пошел ты, Жино! Можешь доссать хоть до Заира — Мобуту пошлет парней из ОПД[11] тебе яйца отрезать.

— Скорее я отрежу яйца Франсису, если еще хоть раз увижу его на нашей территории, — сказал Жино, все силясь достать струей подальше.

— Снова-здорово! Давненько ты о нем не заговаривал. Влюбился, что ли?

— В Кинанире хозяева мы! Этот ублюдок у меня получит! — заорал Жино, раскинув руки навстречу ветру.

— Не свисти, ничего ты ему не сделаешь! Только глотку драть умеешь!

Франсис был старше нас, мальчишка лет тринадцати — четырнадцати, самый главный враг Жино и всей нашей команды. Беда в том, что он один превосходил силой нас пятерых, вместе взятых. И не то чтобы он был такой уж здоровенный, наоборот, тощий, сухой как палка. Но непобедимый. Руки и ноги у него были цепкие, как лианы, и все в шрамах и ожогах. Можно подумать, у него под кожей лежали железные пластины, делавшие его нечувствительным к боли. Однажды он поймал нас с Арманом и стал вымогать жвачки «Жожо», которые мы только что купили в киоске. Я саданул его ногой в голень, по самой кости, а ему хоть бы хны. Офигеть!

Франсис жил с дядей у моста через Мугу, всего за полторы улицы от нашего тупика, в мрачном доме с замшелой крышей. Речка протекала прямо у него в саду, бурая и скользкая, как питон. Проходя мимо него, мы прятались в канаву. Он ненавидел нас, дразнил мажорскими детишками, с папенькой-маменькой и сладеньким полдником. Это бесило Жино, мечтавшего прослыть самым крутым пацаном во всей Бужумбуре. Франсис рассказывал, что был когда-то майибобо, беспризорником, и лично знал парней из Нгагары и Бвизы, которые входили в банды под названием «Несокрушимые» и «Непобедимые»; в последнее время о них много писали в газете — они похищали порядочных граждан и требовали выкуп.

Я Франсиса боялся, хоть и не признавался нашим. И мне совсем не нравилось, когда Жино подбивал нас лезть в драку за тупик, — я видел, что друзей его слова все больше распаляют. На меня они тоже действовали, но мне гораздо больше нравилось, когда мы мастерили лодки из банановых стволов и спускались на них по речке, или рассматривали в бинокль птиц на кукурузном поле позади Международного лицея, или строили шалаши в кронах фикусов и играли в индейцев или ковбоев — придумывали всякие приключения. В своем тупике мы знали каждый уголок и хотели бы провести тут всю жизнь, все вместе, впятером.

Как ни стараюсь, не могу припомнить, в какой момент мы начали думать по-другому. Считать, как Франсис, что мир раскололся: по одну сторону мы, по другую — наши враги. Как ни роюсь в памяти, никак не соображу, с каких пор мы перестали делиться с другими тем немногим, что имели, и доверять им, стали опасаться чужих, невидимой чертой отгородились от внешнего мира и превратили свой район в крепость, а свой тупик — в бастион.

И когда именно нам с друзьями стало страшно.

11

Нет ничего лучше той минуты, когда солнце скрывается за гребнем гор. На небе быстро сменяются теплые краски, вечерние сумерки приносят прохладу. Меняется ритм жизни. Люди неторопливо возвращаются с работы, ночные сторожа заступают на службу, соседи собираются на улице, у ворот. Тишина — сверчки и жабы еще молчат. Идеальное время, чтобы сыграть в футбол или посидеть с приятелем на каменной загородке над водосточной канавой и послушать радио, прижимая приемник к уху, а то и сходить в гости к кому-нибудь по соседству.