Маленькие грязные секреты

— Да, все еще там. — Марин непринужденно прошла мимо нее по узкому коридору, их плечи слегка соприкоснулись. — Теперь он весь ваш.

— Издеваешься? — бросила официантка ледяным тоном, и Марин невольно оглянулась; взгляд Джинни пронзил ее точно кинжалом. — По твоей милости Сэл обречен на одиночество.

Глава 25

Похороны Томаса Пейна прошли в церкви Святого Августина, там же, где Марин впервые встретила Фрэнсис, Саймона и Лайлу. Большая часовня легко вмещала до четырех сотен прихожан. Однако утром этого дождливого вторника в ней собралось около тридцати человек.

Марин, Лайла и Саймон встретились заранее, готовясь к печальной церемонии, и неофициальный лидер группы поддержки приветствовала их, когда они вместе вошли под церковные своды. Фрэнсис выглядела бледной, но глаза ее не затуманивала горестная вуаль. Она надела свободное черное платье, черную шаль и черные сабо и круто завила свои длинные поседевшие волосы. Впервые со времени их знакомства Марин заметила, что Фрэнсис подкрасила губы яркой розовой помадой, слегка оживившей бледность щек. Фрэнсис долго обнималась с ними, с улыбкой принимая их соболезнования и давая каждому из них понять, как она рада их приходу.

Марин вслед за Саймоном и Лайлой заняла место во втором ряду. В алтарной части, невольно притягивая взгляд, стоял лакированный коричневый гроб, украшенный белыми цветами. С каждой стороны от него установили рамки с увеличенными фотографиями Томаса.

— Фрэнсис держится молодцом, — прошептала Лайла, грызя ноготь. — Я думала, она будет в полном раздрае.

— Это точно. — Марин тоже так думала. Она ожидала увидеть Фрэнсис подавленной и расстроенной, едва сдерживающей горе, но подруга казалась почти спокойной.

Все трое не сводили глаз с закрытого гроба. Фотографии в рамках, по бокам от этого поблескивающего деревянного гроба, представляли два разных портрета Томаса Пейна. Портрет слева Марин уже видела. Эту фотографию Фрэнсис обычно показывала, говоря о сыне, и ее же публиковала каждый год на Фейсбуке в день его рождения. Его сфотографировали в пятнадцать лет, еще нескладным подростком, на грани обретения мужественности, с хорошими зубами и прыщами на подбородке. Его рыжие волосы — того же оттенка, что раньше был у его матери — прятались под видавшей виды бейсболкой с эмблемой команды «Маринерс»; ее край идеально очерчивал контур его лица.

На фото справа Томас уже выглядел как мужчина. Этот снимок Марин никогда не видела, и она понятия не имела, где Фрэнсис его достала или как давно его сделали. Томас уже совсем взрослый, лицо с точеными чертами, но исхудавшее, и волосы обриты почти наголо. Он стоял, прислонившись к стене какого-то кирпичного здания, одетый в грязные джинсы и черную футболку. Болезненно-тощий, с обветренным лицом, к сухим губам прилипла сигарета. В глазах застыло отчаяние. На эту фотографию было больно смотреть. Двадцатичетырехлетний парень выглядел лет на десять старше, хотя в его облике и остались некоторые намеки на то, что он мог бы быть красивым мужчиной, если б последние девять лет не употреблял наркотики, бродяжничая по притонам. Возможно, Фрэнсис как раз и решила показать, до чего довела его жизнь. Марин еще не встречала никого более неспособного к вранью, и она поняла, что Фрэнсис не хотела делать вид, что ее сын умер таким же подростком, каким когда-то исчез из дома.

— Привет. Можно я сяду с вами?

Этот голос вырвал Марин из задумчивости. В конце их ряда стояла Джейми, новая участница группы. Марин едва смогла узнать ее. Сегодня она пришла в строгом черном платье и туфлях на трехдюймовых каблуках, а ее прямые, высушенные феном волосы резко отличались от той влажной растрепанной шевелюры, с которой она впервые появилась в их группе. Марин не связывалась с Джейми по поводу похорон — честно говоря, просто забыла о ней, — значит, или Фрэнсис позвонила ей, или Джейми сама нашла сообщение на странице их группы в Фейсбуке.

— Конечно, — сказала Марин, подавив удивление. Повернувшись к Лайле и Томасу, добавила: — Пришла Джейми. Сдвигайтесь.

Все передвинулись на одно место, и Джейми опустилась на скамью рядом с Марин.

— Как жизнь?

— Прямо не знаю, понимаешь ли, что и ответить, — тихо ответила Джейми, выглядывая из-за Марин, чтобы помахать Лайле и Саймону. — Мне кажется, если я скажу: «Хорошо», люди подумают: «Почему же тебе хорошо? У тебя же пропал ребенок». А если я скажу: «Ужасно», то все почувствуют неловкость, пожалев о том, что вообще спросили.

— Я предпочитала отвечать: «Я справляюсь», — призналась Марин с понимающей улыбкой, точно зная, что чувствует сейчас собеседница. — Это напоминает им, что я переживаю трудные времена, но не уточняет, хорошо мне или плохо.

— Я справляюсь… — Казалось, Джейми пробовала эти слова на вкус. — Да, такой ответ мне под- ходит.

Они посидели немного в тишине, а потом она сказала:

— Я едва решилась прийти.

— Фрэнсис поняла бы.