Маленькие птичьи сердца

Вечером накануне ее гибели неожиданно усилилось течение. Сестра сонно качалась на волнах, лежа на спине, а я уже вытиралась на берегу. Сестра превосходно плавала в озере, ее тело было научено справляться с внезапными течениями, способными сбить с толку тех, кто учился плавать в бассейне. Я плавала из любопытства. Я верила, что однажды найду на глубине то, что влекло туда мою мать, и это станет нашей общей тайной, которая нас сблизит. Долорес ничего не искала, ей было все равно, что мама видела на глубине и почему так любила озеро. Подобное отсутствие любопытства было свойственно моей сестре не только в отношениях с матерью, но и во всем. Она жила легко, принимала мир таким, какой он есть, и радовалась ему, не вглядываясь в детали; дар, о котором я мечтала. Но пока она лениво качалась на волнах, отдавшись мягкому зову слабого течения, вода забурлила. Волны усилились, затянули Долорес под себя и с силой швырнули на камни. Я стояла на берегу, застыв от страха. Ее кожа стала серой, как у тюленя, и я посмотрела на небо, ожидая увидеть внезапно набежавшие черные тучи. Но желтовато-розовое закатное солнце светило по-прежнему ярко, окрашивая розовыми лучами все внизу – все, кроме Долорес. Та лежала у кромки воды, как жертва, отвергнутая озером.

Тогда я еще не знала, что ни одна из нас больше никогда не искупается в этом озере, и это было только начало, а в итоге озеро придет и заберет нас всех. Предугадать такие страшные события не всегда возможно; лишь потом, когда все уже случилось, становится ясно, к чему все шло. Но я рада, что ни о чем не догадывалась, стоя на берегу в тот вечер и дрожа от холода. А тайное знание заключалось в том, что вскоре моей семье должен был настать конец.

Мы шли домой в тишине, которую мне не хотелось нарушать. Шагали рядом в темноте, а я не понимала, что моя сестра все еще там, под водой, что рядом со мной идет мертвая девочка. Я не знала, что всю ночь она будет сражаться с невидимым водяным врагом, застыв под самой поверхностью воды и не в силах позвать на помощь. Тогда мне все еще казалось, что моя способность не замечать того, что видели другие, плоха лишь тем, что я казалась странной и была непопулярна среди сверстников. Я не знала, что из-за этой способности не замечала пылавшие вокруг пожары, кроме тех, что пылали в полях.

Тем утром, оставив сестру дома в кровати, я села в школьный автобус и пожалела, что сестра больше не ездила со мной, так как закончила школу раньше меня. Автобус ехал по популярному туристическому маршруту с видом на озеро, и я помню, какой спокойной была вода, когда мы проезжали мимо, как она утратила сходство с яростным зверем, с которым мы столкнулись накануне вечером. Я сидела на уроках и не знала. Я пришла домой из школы и не знала. Несколько часов я не знала, пока моя мать, потеряв терпение, не перестала звать Долорес к ужину и не поднялась наверх, чтобы позвать ее лично. Она обнаружила любимую дочь холодной и неподвижной под тяжелым одеялом, которым все еще было накрыто ее синее тело.

Мы с Уолтом услышали крики, поднялись наверх и увидели мать, потрясенно указывавшую на Долорес. «Моя детка! Моя детка!» Она двинулась к телу, раскинув руки и будто готовясь к объятию, на которое Долорес уже не могла ответить.

Стоя на пороге, я повторила ее крик. «Моя детка! Моя детка!» Ее интонация и акценты были необычными. Я старалась говорить про себя, но, кажется, все равно произнесла слова вслух; тогда я еще не научилась скрываться. И, разумеется, я была в шоке, хотя по мне это, наверно, было незаметно. Я вдруг услышала, что повторяю мамины слова вновь и вновь и уже очень громко; никогда еще мой голос не звучал так четко и уверенно. «Моя. Детка! Моя. Детка! Моя. Детка! Моя. Детка! Моя. Детка!» Я также уверена, что вытянула указательный палец и махала им в воздухе на той высоте, где прозвучал голос матери.