Вита пошла за напитками, а я села за один из столиков, на которых стояли букеты, словно сделанные из воска. Я дотронулась до роз; те оказались настоящими, а выглядели пластиковыми, совсем не пахли и были все одинакового размера и цвета, что убивало весь смысл использования живых цветов. Я предлагала украсить столы цветами в горшках, которые потом можно было бы раздать гостям в подарок или высадить в саду после вечеринки и сделать новую клумбу в память о празднике. Но Банни отказалась; если бы она разрешила мне заняться украшением столов, то обидела бы нашу местную флористку, которую тоже пригласили на вечеринку. Подняв голову от непахнущих цветов, я узнала сидевшую напротив женщину. Это была Кэрол, еще одна гостья, которую моя дочь, скорее всего, не знала; ее пригласили лишь потому, что регулярно захаживала в лавку и тратила там кучу денег.
– Какие красивые цветы. И Долли выглядит чудесно, – прощебетала она, глядя на мою дочь, которая в отдалении позировала для фото с бабушкой и дедушкой, стоявших по обе стороны от нее.
– Да, – ответила я.
– Как моя Иви. Иви – водная душа, – произнесла она таким доверительным тоном, будто другие гости вечеринки мечтали узнать эту информацию о ее дочери, но она решила сообщить ее именно мне.
У Кэрол было две дочери подросткового возраста, и больше ни о чем она говорить не умела. При этом вид у нее был как у старой вдовы, вспоминающей о давнишней утрате. Рассказывая о дочерях, она словно терялась в спутанных воспоминаниях и сообщала о них обрывочные ностальгические сведения. Бывало, в лавке она говорила о дочерях таким трагическим и растерянным тоном, что мне начинало казаться, будто одна из них недавно умерла или с ней случилось какое-то несчастье. При этом в их жизни не было ничего увлекательного, ничего, что представляло бы хоть малейший интерес.
– Иви – водная душа? – переспросила я, словно в уточнение, но на самом деле тянула время, чтобы придумать подходящий ответ.
Чего хотела от меня эта женщина – чтобы я в ответ рассказала ей, что любит Долли? Другим матерям, как правило, хотелось, чтобы я проявляла интерес к их детям, а не просто перечисляла факты о своем ребенке. Но их рассказы об отпрысках были более продуманными как с точки зрения структуры, так и с точки зрения темы, а Кэрол просто сказала, что ее ребенок любит воду. Это было настолько непримечательно, что я не знала, как реагировать.
– Да! Она так любит плавать; Долли, наверно, тебе рассказывала, – она перестала смотреть вдаль и уставилась на меня. Мне стало не по себе. Я не понимала, зачем Долли рассказывать мне о какой-то незнакомой девушке, которая умела плавать. Долли вообще никогда не рассказывала мне об увлечениях своих сверстников. Да и о своих увлечениях тоже. Да, она плавала. А я больше не плавала. И говорить об этом было не к чему. Простые факты; что там обсуждать? Кэрол повторила, по-прежнему глядя на меня: – Я говорю, Долли же ходит плавать с моими девочками? Наверняка она рассказывала про Иви, – в конце концов я решительно покачала головой: нет, не рассказывала.
– Нет, нет, Долли никогда не рассказывала про твоих девочек, – честно ответила я и обрадовалась, что мы наконец прояснили ситуацию.
– Ну разумеется, – ответила Кэрол, – у всех разные отношения со своими детьми. Правда?
Она улыбалась, но на глаза улыбка не распространялась. Я молчала, улыбалась нарочно широко и думала, как ей отомстить. Мать всегда говорила, что моя мимика слишком невыразительна, слишком незаметна.
– Моя сестра утонула в этом озере, – сказала я. – А потом и родители тоже умерли. То есть они не утонули, но все умерли из-за озера.