Читаем Маленькие птичьи сердца полностью

И она принялась рассказывать нам с Филлис про сиамскую кошку, которая жила в доме ее друзей как королева, сидела во главе обеденного стола на званых ужинах и шипела на каждого, кто пытался ее пересадить. На всех застольях эта кошка спокойно расхаживала по длинному столу, переступая через роскошные яства и обходя хрустальные бокалы. Мы с Филлис слушали и смеялись; мы уже думать забыли о моей книге, моей матери и этой печальной истории. В этом заключалось еще одно чудесное свойство Виты. Меня не заботила правдивость ее истории, я не думала о том, существовала ли эта сиамская кошка на самом деле. Ходила ли эта высокомерная тонконогая кошка на самом деле по столу чьего-то роскошного дома во время званых ужинов. Мы с Филлис слушали Виту, переглядывались и улыбались. Вита отвлекла нас этой историей, потому что мы были ей небезразличны. А существовала ли кошка на самом деле, было не так уж важно.

Официанты лавировали среди гостей и разносили подносы с шампанским; я заметила, как один из них вручил жене Короля бокал для шампанского с апельсиновым соком. Та взяла его, даже не взглянув на юношу; она не обратила на него ни малейшего внимания, словно взяла бокал с удобно расположенного столика. Ее лицо ничего не выражало, но я могла понять, что творилось в ее душе, не глядя на изменчивую мимику; я научилась чувствовать устойчивый ритм их сердец. Ритм, с которым в детстве они резко пробуждались ото сна; внезапное осознание собственного «я», резко выделявшее их из толпы, осознание себя отдельным человеком, которое одновременно ужасает и приводит в восторг. Для маленького птичьего сердца Короля существовал лишь его собственный прекрасный лик, а сердце его жены кричало: я смогу, я смогу, я смогу! Одного я себе до сих пор не позволяю – представлять, чем живет птичье сердце Виты; я не готова вслушиваться в его механическое тиканье и решать, часы это или бомба.

– Кажется, сейчас будут тосты, – сказал Ролло мне на ухо и указал на круживших по саду официантов. Движения их были выверенными, как у танцоров, спины – прямыми.

Он сел рядом со мной и подмигнул Вите; та снова взглянула на нас и не пошевелилась. В свете вечернего солнца на ее лицо падала резкая тень от сетчатой вуали, и каждый увеличенный квадратик очерчивал кусочек красоты – глаз, скулу, ноздрю.

– Не совсем, – поправила его я. – Банни расскажет семейные новости. И немного про ферму. В этом году главная новость – Долли и ее экзамены.

Банни свирепо шикала на собравшихся; сколько я ее знала, она председательствовала в местном Женском институте, и было легко представить ее в этой роли. Наверно, в детстве она была одной из тех девочек, которые делают одноклассникам замечания, если у тех грязные ботинки, и отчитывают их, если те меняются именами, путая учителей замены. Она становилась застенчивой, лишь когда говорила о деньгах, которые появились у нее благодаря замужеству. Наконец в саду воцарилась тишина, и Банни встала за плечом мужа, картинно изображая послушную жену. Король встал с другой стороны от Ричарда. Он был выше отца; внушительные квадратные плечи, широкая улыбка и красивое, но лишенное индивидуальности лицо делали его похожим на актера, которому заплатили, чтобы он пришел на вечеринку и изображал одного из Форрестеров. Обычно Ричард благодарил гостей и передавал слово Банни; та произносила речь, перечисляя все успехи Форрестеров за год, минувший с последней вечеринки.

– Спасибо, что пришли и празднуете с нами, – начал Ричард, но не повернулся к Банни, как обычно, а продолжил говорить. – В этом году у нас много поводов для праздника. Во-первых, мы очень гордимся нашей прелестной внучкой. Как многим из вас, наверно, уже известно, Долли недавно узнала результаты выпускных экзаменов. Она получила восемь пятерок. Восемь! – к моему удивлению, он ничего не сказал про девятую оценку, четверку. – В школе, конечно, хотят, чтобы она продолжила обучение. Но этим летом Долли нашла работу в сфере недвижимости! – я заметила, что Ричард говорил не как обычно, слегка развязным тоном с обилием риторических вопросов. Он говорил как Банни – краткими хвастливыми возгласами, и мне стало неловко его слушать, как будто его жена вещала его голосом. Должно быть, эту речь написала для него она. За каждой фразой следовала пауза, видимо, для того, чтобы новость об очередном успехе улеглась у присутствующих в голове. Лишь когда гости забеспокоились и начали переговариваться, он продолжил: – Долли решила не возвращаться в школу, а посвятить себя карьере.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Обитель
Обитель

Захар Прилепин — прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий «Национальный бестселлер», «СуперНацБест» и «Ясная Поляна»… Известность ему принесли романы «Патологии» (о войне в Чечне) и «Санькя»(о молодых нацболах), «пацанские» рассказы — «Грех» и «Ботинки, полные горячей водкой». В новом романе «Обитель» писатель обращается к другому времени и другому опыту.Соловки, конец двадцатых годов. Широкое полотно босховского размаха, с десятками персонажей, с отчетливыми следами прошлого и отблесками гроз будущего — и целая жизнь, уместившаяся в одну осень. Молодой человек двадцати семи лет от роду, оказавшийся в лагере. Величественная природа — и клубок человеческих судеб, где невозможно отличить палачей от жертв. Трагическая история одной любви — и история всей страны с ее болью, кровью, ненавистью, отраженная в Соловецком острове, как в зеркале.

Захар Прилепин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Роман / Современная проза