Вита подошла ко мне так близко, что на меня пахнуло дымом еще до того, как она заговорила, и сладкая гарь заставила меня прищуриться и отступить назад. Но она снова приблизилась.
– Послушай, дорогая, – тихо проговорила она. – Мы обе знаем, что ты не можешь дать Долли то, что могу дать я. Ты просто не… – она замолчала и коротко улыбнулась: – …не приспособлена для этого, понимаешь? Лучше с достоинством смириться. Улыбнись, помаши нам ручкой и порадуйся, что у нее будут шансы, каких ты никогда бы ей не смогла дать.
Я снова попятилась.
– Она не может уехать. Вы должны были поговорить со мн…
Тут подошел Ролло, тихонько коснулся спины Виты и спросил:
– Все в порядке?
Вита прильнула к нему и вдруг обмякла, будто очень устала.
– Сандей расстроилась, что Долли решила уехать.
– А как же. Естественно, она расстроилась. Ужасно, когда дети уезжают, да, Сандей? Помню, мама плакала целыми днями, когда мы приезжали на каникулы…
– Ролло, – прервала его я, – это другое. Долли не уезжает в интернат. Или в университет. Ей шестнадцать лет, а вы все спланировали, даже не поговорив со мной!
– Он ничего не планировал, – возразила Вита. – Это я все спланировала. Мы с Долли. И, как видишь, она очень рада. Как я уже говорила, дорогая, тебе лучше просто смириться. Приезжай к нам погостить, когда устроимся на новом месте, – она улыбнулась и беспечно добавила: – И как скоро ты ее увидишь, зависит только от тебя. Только от тебя. Мы можем решить все просто и легко, а можем… – она сморщила свой красивый носик и печально вздохнула. – …Не договориться.
– Я этого не хочу, – ответила я.
А потом поняла, что формулировка моего возражения подразумевала, что все это – их с Долли план – уже свершилось, и дым незаметно охватил прекрасный сад. В то же время я почувствовала, как способность говорить снова от меня ускользает, и слова, что я хотела произнести, стираются из памяти, словно я разучилась говорить.
Ролло убрал руку и поправил очки.
– Ви, может, еще обсудим? Может…
Вита взяла его за руку.
– Можем обсуждать сколько угодно. Но сначала принеси нам еще выпить, Ролс, – она махнула в сторону бара, и Ролло послушно ушел. Секунду она молча провожала его взглядом. Наконец глубоко вздохнула и заговорила. – Я все сказала, Сан-дей. Можешь и дальше усложнять; дело твое, – она беспечно улыбалась, по-прежнему глядя в спину Ролло и не глядя на меня. – А я предлагаю все сделать по-дружески. Иначе как ты будешь приезжать к нам в гости?
И она ушла, зашагала по траве к Ролло и обняла его за талию. Что-то сказала, и он рассмеялся и с притворным неодобрением погрозил ей пальцем. Она произнесла тост, кокетливо наклонив бокал; Ролло тоже поднял бокал и улыбнулся. И я смотрела на них глазами Долли и видела, почему они ей так нравились; даже мне они по-прежнему нравились, и я поняла, что проиграла, хотя, наверно, и раньше это понимала.
К половине седьмого гости стали собираться, что вполне соответствовало этикету. Каждый год я сверялась с заветами Эдит Огилви, которая писала, что
Наконец Вита встала, и Ролло тут же вскочил и зазвенел ключами в кармане. Она подошла и протянула мне руку; я ее не взяла, но она не ушла, а так и осталась стоять как ни в чем не бывало. Если бы мне не надо было ехать домой, где меня ждала темнота после целого дня слепящего света, я нашла бы другую машину.
– Пойдем, Жена. Я отвезу тебя домой. Долли же здесь переночует? – мы направились к калитке, и она спросила: – Придешь в пятницу на прощальный ужин?
Я ничего не ответила. Но мне впервые совсем не хотелось ужинать с Витой, Ролло и Долли. Я предпочла бы остаться дома в пижаме; побродить по саду, проверить, как там мои растения. Я больше не хотела проводить вечера у соседей, наряжаться и есть их изысканную еду.