Маленькие женщины

– Да, сэр? – И Джо чуть не раздавила горшочек с маргаритками, вдруг изо всех сил сжав его обеими руками.

– Я желаю купить маленьки платье для моя Тина, но я слишком глуп идти один. Хотите вы любесно дать мне слово от хороши вкус и помощь?

– Да, сэр. – И Джо вдруг почувствовала себя такой спокойной и холодной, словно ступила в холодильный шкаф.

– Мошет быть, еще шаль для Тина мама, она так бедна и больна, и муш у нее – такая сабота! Да-да, плотный теплый шаль был бы дружески вещь, чтоб брать для маленькая мама.

– Я это сделаю с удовольствием, мистер Баэр. – «А со мной все происходит слишком быстро, и он становится все дороже мне с каждой минутой!» – добавила она про себя. Затем, внутренне встряхнувшись, она принялась за дело с такой энергией, что приятно было глядеть.

Мистер Баэр оставил все на усмотрение Джо, так что она сама выбрала нарядное платьице для Тины, а затем попросила показать шали. Продавец, явно человек женатый, проявил к нашей паре снисходительный интерес, решив, что они, по-видимому, делают покупки для своей семьи.

– Ваша супруга может предпочесть вот эту. Эта вещь превосходного качества, самого желаемого цвета, по стилю она строга и благородна, – произнес он, встряхнув перед ними уютную серую шаль и набрасывая ее на плечи Джо.

– А вас это устроит, мистер Баэр? – спросила Джо, поворачиваясь к нему спиной и испытывая глубокую благодарность за такую возможность скрыть зардевшееся лицо.

– Превосходно хорошо. Мы будем это брать, – отвечал профессор, расплачиваясь у кассы и улыбаясь тайком, пока Джо, как завзятый охотник за выгодными покупками, копошилась возле разных прилавков.

– Ну, теперь мы домой? – спросил он так, словно эти слова были ему очень приятны.

– Да, уже поздно, и я так устала! – Голос Джо звучал гораздо более жалобно, чем она полагала. Ведь теперь ей казалось, что солнце скрылось так же неожиданно, как появилось, а мир вокруг снова стал мокро-грязным и жалким, и впервые за все время она ощутила, что ноги у нее замерзли, голова болит, а сердце застыло даже сильнее, чем ноги, и болит больше даже, чем голова. Мистер Баэр уезжает, она его интересует всего лишь как друг, все это было ошибкой, и чем скорее это закончится, тем лучше. Как только эта мысль пришла ей в голову, она остановила омнибус таким резким жестом, что цветы вылетели из горшка и оказались сильно попорчены.

– Это не наш омнибу-ус, – произнес профессор, махнув рукой, чтобы переполненный пассажирами экипаж ехал дальше и наклоняясь, чтобы подобрать бедные маленькие маргаритки.

– Извините меня, пожалуйста, я не разобрала название. Но это не важно, я привыкла шлепать по грязи и могу идти пешком, – откликнулась Джо, часто моргая, ведь ей легче было бы умереть на месте, чем открыто отереть глаза.

Мистер Баэр увидел слезы, катящиеся по ее щекам, хотя она отвернулась. Казалось, это зрелище его очень тронуло, ибо он, вдруг наклонившись к ней, спросил тоном, полным величайшего значения:

– Сердце мое, моя дорогая, почему вы плачет?

Конечно, если бы Джо не была новичком в таких вещах, она заявила бы, что вовсе не плачет, что у нее насморк, или использовала бы любую другую дамскую выдумку, подходящую к случаю. Вместо того эта недостойная особа ответила, неудержимо разрыдавшись:

– Потому, что вы уезжаете!

– Ach, mein Gott![272] Как это хорошо! – вскричал мистер Баэр, каким-то образом ухитрившись молитвенно сложить ладони, несмотря на зонт и свертки. – Джо, я не имей ничефо дать вам, кроме моя любоф, я ехаль видеть, нравится вам это или нет, и я хотель уверенность, что я немношко более чем друг. Это так? Вы может стелать немношко место для старый Фриц в ваше сердце? – Все это выговорил он единым духом.

– О да! – только и промолвила Джо, но он был вполне удовлетворен: ведь она обвила его руку обеими своими и глядела на него с выражением, которое ясно показывало, как счастлива она будет вот так идти с ним по жизни, даже когда у нее не окажется лучшего укрытия, чем старый зонт, если этот зонт будет нести он.