Маленькие женщины

– Это очень плохие стихи, они совсем не поэтичны, но в них как раз то, что я ощущала, когда писала их в один непрекрасный день, чувствуя себя ужасно одинокой, и хорошенько поплакала, уткнувшись в мешок с тряпками. Я и подумать не могла, что они доберутся до ушей, которые прислушаются к их россказням, – призналась Джо, разрывая листок со стихами, которые профессор так долго и бережно хранил.

«Туда им и дорога, они выполнили свой долг, а я буду иметь свежие, когда прочитаю всю коричневую тетрадь, где она хранит свои маленькие тайны», – подумал мистер Баэр, с улыбкой глядя, как ветер уносит прочь клочки бумаги.

– Да, – серьезно произнес он вслух, – я это прочитал, и я думал себе: «Она имеет горе, она одинока, она найдет утешений в верная любофь. А мое сердце полное, полное для нее. Почему мне не поехать и не сказать: „Если это не слишком бедно за то, что я надеюсь получить, возьми это, ради бох!“?»

– Так ты и приехал, и обнаружил, что это не слишком бедно, а та самая драгоценная вещь, что была мне нужнее всего, – прошептала Джо.

– У меня сначала не хватало смелость даже так думать, несмотря на то что ты встретила меня с божественной добротой. Однако вскоре я стал надеяться, а потом сказал: «Я добьюсь ее или умру!» – и так оно и будет, – вскричал мистер Баэр, упрямо наклонив голову, словно сгущавшийся вокруг них туман был стеной, через которую ему следовало перебраться или доблестно ее сокрушить.

Джо подумалось, что все это великолепно, и она тут же решила стать достойной своего рыцаря, хотя он и не прискакал к ней на боевом коне в роскошном одеянии.

– А почему же ты так долго к нам не приходил? – спросила она, сразу же почувствовав, как это приятно – задавать личные вопросы и получать на них восхитительные ответы, так что молчать она уже не могла.

– Мне это было нелегко, но я не мог набрать смелость, чтобы увезти тебя из такой счастливой семьи, не имея перспективы создать такую для тебя, пусть через много время и много работы. Как мог я просить тебя бросайт так много ради староватый человек, кто не имейт состояний, кроме немного знаний?

– А я рада, что ты беден. Я не смогла бы вынести жизни с богатым мужем, – решительно заявила Джо, затем, уже мягче, добавила: – Не надо бояться бедности. Я была с ней знакома достаточно долго, чтобы потерять страх перед нею и с радостью работать ради тех, кого люблю. И не называй себя старым: сорок лет – самый цветущий возраст. Я не могла бы не полюбить тебя, даже если бы тебе было семьдесят!

Ее слова так растрогали профессора, что он рад был бы воспользоваться платком, если бы мог его достать. Но он не мог, так что Джо сама отерла ему глаза и сказала со смехом, отбирая у него пару свертков:

– Меня, возможно, бывает трудно переубедить, но никто не скажет, что я не понимаю, о чем берусь сейчас судить, ведь предполагается, что это особая миссия женщины – осушать слезы и нести бремя. Мне следует нести свою долю, Фридрих, и помогать тебе зарабатывать на домашний очаг. Решайся на это, иначе я никогда не поеду с тобой, – весьма твердо добавила она, когда он попытался вернуть себе отобранные свертки.

– Мы посмотрим. Ты имейт терпений ждать долгое время, Джо? Я долшен уехать и телать своя работа один. Я толшен сначала помочь моим мальчикам, потому что, даже ради тебя, я не могу нарушить мое слово Минне. Можешь ты простить это и быть счастливой, пока мы будем надеяться и ждать?

– Да, я уверена, что смогу, ведь мы любим друг друга, а это помогает легче вынести все остальное. У меня тоже есть свои обязанности и своя работа. Я не могла бы жить спокойно, если бы пренебрегла всем этим даже ради тебя, так что нет никакой нужды торопиться или проявлять нетерпение. Ты можешь выполнять свою долю работы там, на западе, а я свою – здесь, и мы оба будем счастливы, надеясь на лучшее, оставив будущее на волю Бога.

– Ах, ты даешь мне такую надежду и такую смелость, а я не имейт ничего дать тебе, кроме полного сердца и пустых рук! – вскричал профессор, совершенно покоренный.

Никогда, никогда наша Джо не научится вести себя как полагается, ибо стоило ему произнести эти слова, как она – они в тот момент стояли на ступенях лестницы – вложила обе свои руки в его ладони, прошептала нежно: «Теперь уже не пустые» – и, наклонившись к нему, поцеловала своего Фридриха тут же, под зонтом. Это было ужасно, но она сделала бы это, даже если бы стайка длиннохвостых воробьев на зеленой изгороди была человеческими существами, ибо Джо уже зашла слишком далеко и ей не было дела ни до чего иного, кроме своего счастья. И хотя оно явилось в таком непритязательном обличье, то был наисчастливейший момент в жизни их обоих, когда, выйдя из ночи, бури и одиночества в свет, тепло и покой уютного дома, встретившего их с радостным: «Добро пожаловать домой!», Джо ввела туда своего возлюбленного и закрыла дверь.

Глава двадцать четвертая. Сбор урожая