Маленькие женщины

В «Пламфилде» устраивалось очень много праздников, и одним из самых восхитительных был ежегодный сбор яблок. Потому что тогда семейства Марч, Лоренс, Брук и Баэр выходили вместе, дружными рядами и развлекались этим занятием целый день. Через пять лет после свадьбы Джо, в мягкий октябрьский денек, когда все полно бодрящей свежести, что так поднимает настроение, а кровь весело отплясывает в жилах, происходил как раз один из таких плодотворящих фестивалей. Старый фруктовый сад был облачен в свой праздничный наряд, золотарник и астры окаймляли его замшелые стены. Кузнечики проворно выпрыгивали из привядшей травы, сверчки распевали, словно сказочные музыканты у фей на пиру. Белки хлопотали, собирая свой крохотный урожай. В переулке, на старых ольхах, прощально щебетали птички, а каждая яблоня стояла, готовясь сбросить вниз целый дождь красных или желтых яблок при первом же потряхивании ее ветвей.

Все и каждый были здесь. Все и каждый смеялись и пели, лезли наверх и сваливались вниз. И каждый заявлял, что никогда еще не было такого чудесного дня или такой веселой компании, собравшейся, чтобы этим днем насладиться. И каждый отдавался целиком незамысловатым удовольствиям счастливого часа так легко и свободно, словно в мире не существовало ничего подобного заботам и горю.

Мистер Марч размеренно шагал по саду, приводя мистеру Лоренсу цитаты из Тассера, Каули и Колумеллы[280], в то же время с наслаждением ощущая во рту «сочных яблок винный вкус». А профессор, словно стойкий тевтонский рыцарь, с длинным шестом, как с копьем, вел свое мальчишье войско, вооруженное крюками и лестницами, по всему саду, сквозь зеленые проходы меж деревьев и совершал чудеса акробатики, не только наземной, но и воздушной. Лори посвятил себя малышам, катал свою маленькую дочку в большой округлой корзине, поднимал Дейзи высоко – к птичьим гнездам и удерживал склонного к рискованным авантюрам Роба от попыток сломать себе шею. Миссис Марч и Мег, словно две Помоны[281], сидели среди яблочных куч, сортируя доставленное и постоянно пополняемое богатство, тогда как Эми, с прелестно материнским выражением лица, зарисовывала то одну, то другую группку и при этом следила за одним бледным мальчуганом, который сидел, с обожанием глядя на нее, а рядом с ним лежал маленький костыль.

Джо в тот день пребывала абсолютно в своей стихии и носилась по всему саду с высоко подоткнутыми юбками и в шляпке, сидевшей где угодно, только не на голове, а под мышкой она держала своего малыша, готового к любому приключению, какое могло ему подвернуться. Казалось, что жизнь маленького Тедди была зачарована, ибо с ним никогда не случалось ничего дурного, и Джо никогда не испытывала беспокойства, если его вдруг затаскивал высоко на дерево один какой-нибудь паренек или какой-то другой мчался галопом прочь, унося его на спине, или же он получал недозревшие красные от своего любящего папочки, действовавшего по истинно германскому убеждению, что младенцы способны переваривать все, что угодно, от квашеной капусты до пуговиц, гвоздей и собственных башмачков. Она была уверена, что маленький Тед появится, как всегда, через некоторое время, благополучный и розовощекий, грязный и безмятежный, и всегда встречала его, радуясь от всей души, ведь она нежно любила своих малышей.

В четыре часа наступило затишье, корзины стояли пустыми, пока собиратели яблок отдыхали и сравнивали свои успехи и ссадины – у кого чего больше? Затем Джо и Мег, вместе с отрядом старших ребят, соорудили ужин на траве, так как чаепитие на воздухе всегда было коронным удовольствием, завершающим этот день. Земля во время таких событий буквально «текла млеком и медом», ведь не требовалось, чтобы мальчишки сидели за столом, им дозволялось угощаться яствами так, как каждому было угодно, ведь для мальчишечьей души свобода – наилучшая приправа к любому блюду. И ребята воспользовались этой привилегией сполна: одни проводили увлекательный эксперимент, пытаясь выпить молоко, стоя на голове, другие добавляли очарования чехарде, жуя пироги в перерывах между прыжками, на лугу происходил широкий посев печенья, а пирожки с яблоками угнездились на деревьях, словно птицы какой-то новой породы. Малышкам-девочкам устроили отдельное чаепитие, а Тед перемещался между вкусностями по своему собственному прелестному разумению.

Когда никто уже не мог ничего больше съесть, профессор предложил первый настоящий тост, какой всегда предлагался в таких случаях, – «За тетушку Марч – светлая ей память!» За этот тост, предложенный от всего сердца добрейшим человеком, никогда не забывавшим, чем он ей был обязан, молча выпили все мальчики: их научили хранить о ней светлую память.

– А теперь – за шестидесятилетие бабушки! Долгих ей лет и еще трижды три столько!