Маленькие женщины

Девушкам полезно было узнать о вечерних школах: благотворительницами и преподавательницами в них выступали женщины, которых они знали и уважали; о громких протестах мисс Кобб, благодаря которым удалось принять закон против домашнего насилия; о миссис Батлер, спасительнице заблудших душ, о миссис Тейлор, которая устроила в одной из комнат своего особняка библиотеку для слуг, о лорде Шафтсбери[429], строившем жилища для бедных в лондонских трущобах; о реформе тюремной системы, о том, как самоотверженно богатые и великие трудятся, чтобы помогать скромным и бедным. Такого сильного впечатления не произвела бы ни одна лекция – беседа воспламенила в девушках желание творить добро, когда они до этого дорастут, – ведь им было прекрасно известно, что даже в столь замечательной стране, как Америка, еще многое предстоит сделать, прежде чем она станет такой, какой быть должна: воистину справедливой, свободной и великой. Кроме того, они быстро осознали, что леди Аберкромби относится ко всем присутствующим как к равным – от представительной миссис Лоренс до маленькой Джози: та схватывала каждую подробность и решила про себя, что при первой возможности заведет такие же английские башмаки на толстой подошве. Никто и помыслить не мог, что у этой дамы – богатый особняк в Лондоне, замок в Уэльсе и роскошное сельское поместье в Шотландии: она с восхищением отзывалась о Парнасе, называла Пламфилд «милым старым домом», а колледж, по ее мнению, делал честь всем, кто был с ним связан. Разумеется, все в итоге несколько загордились и, когда миледи их покинула, отложили в памяти сердечное рукопожатие сановитой англичанки, равно как и ее слова:

– Мне отрадно, что эта сфера женского образования, которой столь часто пренебрегают, здесь на высоте. Хочу поблагодарить моего друга, миссис Лоренс, за одну из самых очаровательных картин, какие я видела в Америке: Пенелопа среди своих служанок[430].

Множество улыбающихся лиц смотрели вслед удалявшимся крепким башмакам, а уважительные взгляды провожали поношенный чепец, пока он не скрылся из глаз, – и все девушки ощущали по отношению к титулованной гостье куда более искреннее уважение, чем если бы она явилась в карете, запряженной шестеркой лошадей, и со всеми своими бриллиантами.

– Мне теперь больше по душе «малые дела». Научиться бы только преуспевать в них, как и леди Аберкромби, – произнесла одна из девушек.

– Слава богу, петли я сегодня обметала удачно; она посмотрела на них и сказала: «А что, искусно сработано», – добавила другая, гордясь честью, которой удостоилось ее бумазейное платьице.

– Манеры у нее такие же милые и ласковые, как у миссис Брук. Никакой заносчивости и снисходительности, которых я ждала. Теперь я понимаю, что вы имели в виду, миссис Баэр, когда говорили, что воспитанные люди во всем мире одинаковы.

Миссис Мег кивнула в ответ на комплимент, а миссис Баэр произнесла:

– Я никогда не прогляжу воспитанного человека, а вот сама, боюсь, вряд ли слыву образцом светских манер. Рада, что вам пришелся по душе этот визит. Ну, молодежь, если вы не хотите, чтобы Англия обошла нас по всем статьям, придется вам потрудиться, чтобы шагать с ней в ногу: как видите, наши сестры-англичанки не сидят сложа руки, не тратят время на рассуждения, к какому кругу они принадлежат, а отправляются туда, куда их ведет долг.

– Мы будем очень стараться, мэм, – от всей души отвечали девушки и потянулись к выходу со своими корзинками для рукоделия, рассуждая про себя, что, даже если им не суждено сравняться с Гарриет Мартино[431], Элизабет Браунинг[432] или Джордж Элиот, ничто не мешает им стать благородными, деятельными, независимыми женщинами и получить самый драгоценный титул из уст благодарных бедняков – таким не пожалует ни одна королева.

Глава восемнадцатая. Выпускной

Клерк, отвечающий за погоду, явно благоволит молодым людям и по большей части обеспечивает в дни выпускных балов яркое солнце. День этой занимательной церемонии выдался в Пламфилде особенно погожим, с обычными для него украшениями: розами, клубникой, девушками в белых платьях, юношами с улыбкой на лице, гордыми друзьями и величественными сановниками, исполненными заслуженного удовлетворения тем, какая в этом году выдалась жатва. Поскольку колледж Лоренса был и мужским, и женским, присутствие студенток добавляло событию оживления и изящества, которые начисто отсутствуют там, где более привлекательная половина человечества представлена только в роли гостий. Те же руки, которые переворачивали страницы ученых книг, оказались наделены должной ловкостью, чтобы украсить вестибюль цветами; глаза, уставшие от учебы, глядели на прибывающих гостей, лучась теплом и гостеприимством, а под муслиновыми платьями бились сердца, исполненные честолюбия, надежд и отваги – тех же, что и сердца под сюртуками главенствующего пола.