Маленькие женщины

Обе художницы отложили инструменты и сердечно приветствовали неугомонную родственницу, хотя «гений кипел» самым великолепным образом, и своим приходом она испортила чудесный час творчества. Беседа шла чрезвычайно оживленно, когда появился Лори, которого Мег прислала к ним из зала, где он проводил занятия хора. Сев на диван между сестрами, без всяких баррикад с обеих сторон, он с интересом слушал новости о Франце и Эмиле.

– Эпидемия началась, и теперь она будет свирепствовать среди всего твоего выводка. Так что, Джо, готовься ко всевозможным романам и безрассудствам, которые ожидают их в следующие десять лет. Твои мальчики выросли и нырнут очертя голову в море проделок, похуже всех тех, с какими тебе приходилось иметь дело до сих пор, – сказал Лори, с удовольствием глядя на появившееся на ее лице выражение восторга, смешанного с отчаянием.

– Я знаю это и надеюсь, что смогу провести их через буруны и благополучно высадить на берег, но это ужасная ответственность, поскольку они будут являться ко мне и уверять, будто в моих силах сделать так, чтобы все в их маленьких любовных историях шло как по маслу. Мне это, впрочем, даже нравится, а Мег до того сентиментальна, что просто в восторге от подобной перспективы, – отвечала Джо, чувствуя себя довольно спокойно в том, что касалось ее собственных мальчиков, слишком юных, чтобы стать в ближайшем будущем жертвами упомянутой эпидемии.

– Боюсь, она не будет в восторге, когда наш Нат начнет жужжать слишком близко к ее Маргаритке[155]. Ты ведь понимаешь, что это означает? Я не только руковожу его музыкальным образованием, но и являюсь его доверенным лицом, так что хотел бы знать, какой совет дать ему, – добавил Лори серьезно.

– Тише! Ты забыл, что в комнате девочка, – шепнула Джо, кивая в сторону Бесс, которая опять углубилась в работу.

– Не тревожься, дорогая! Она сейчас в Афинах и не слышит ни слова из нашего разговора. Ей, впрочем, следовало бы кончить и пойти прогуляться. Моя дорогая, положи своего младенца спать, а сама пойди и побегай. Тетя Мег в гостиной. Выйди к ней и покажи наши новые картины, а потом мы присоединимся к вам, – добавил Лори громче, глядя на свою высокую дочь, как Пигмалион, вероятно, смотрел на Галатею[156]; Бесс была для него прекраснейшей из всех статуй в его доме.

– Хорошо, папа, но, пожалуйста, скажи, хорошо ли у меня получается, – и Бесс послушно отложила инструменты, все еще не отрывая глаз от бюста младенца.

– Моя драгоценная дочь, приверженность правде вынуждает меня констатировать, что одна щека пухлее другой, а кудри на челе этого младенца слишком уж похожи на рога, чтобы отвечать всем эталонам изящества; в других же отношениях он может соперничать с поющими херувимами Рафаэля[157], и я горжусь твоим творением.

Лори говорил со смехом, поскольку первые опыты Бесс были до того похожи на ранние творения Эми, что никто не мог относиться к ним так серьезно, как ее восторженная мамочка.

– Ты не чувствуешь красоты ни в чем, кроме музыки, – ответила Бесс, покачав золотистой головкой, которая была единственным ярким пятном в большой студии, выходящей окнами на север.

– Я вижу красоту в тебе, дорогая. А если ты не искусство, то что же такое искусство? Я только хотел бы вложить в тебя чуть больше жизни, увести тебя от этой холодной глины и мрамора к солнечному свету, чтобы ты танцевала и смеялась, как это делают другие. Мне нужна девочка из плоти и крови, а не прелестная статуя в сером фартуке, которая забывает обо всем на свете, кроме своей работы.

Он еще продолжал говорить, когда две пыльные руки обвили его шею, и Бесс сказала серьезно, чередуя слова с нежными прикосновениями губ:

– Я никогда не забываю о тебе, папа, но я так хочу создать что-нибудь прекрасное, чтобы в будущем ты мог гордиться мною. Мама часто говорит мне, чтобы я остановилась и отдохнула, но, оказавшись в этой студии, мы забываем, что есть мир за ее пределами. Мы так увлечены и счастливы… Ну вот, а теперь я пойду и буду бегать, и петь, и стану просто девочкой, чтобы доставить тебе удовольствие.

Отбросив фартук, Бесс исчезла из студии и словно унесла с собой весь свет дня.

– Я рада, что ты сказал ей о своем желании. Наша дорогая девочка слишком увлечена творческими мечтами, а ведь она еще такая юная. Это моя вина. Но я так глубоко сочувствую ее стремлениям, что забываю о благоразумии, – вздохнула Эми, заботливо покрывая бюст младенца мокрым полотенцем.

– Я думаю, что возможность жить в наших детях – одна из самых больших радостей на свете, но стараюсь не забывать те слова, которые однажды мама сказала Мег: отцы должны вносить свой вклад в воспитание как девочек, так и мальчиков. Поэтому я, когда только можно, оставляю Теда с его отцом, а Фриц присылает ко мне Роба, мягкие манеры которого так же благотворно действуют на меня, как проявления бурного темперамента Теда на его отца. Так что настоятельно советую тебе, Эми, позволить Бесс забросить на время ее «куличики» и заняться музыкой с Лори; тогда ее развитие не окажется однобоким, а он не будет ревновать.