Маленькие женщины

Презрительное фырканье Джози было таким же забавным, как если бы колибри отчитывала страуса, и все заливались веселым смехом, слушая, как она пренебрежительно отзывается о поэте, чье имя бессмертно, и сурово критикует греческих богов.

– Хорошенькую жизнь устроил Наполеон своей Гере, не правда ли? Именно так девушки обычно и ведут споры: сначала выступают за одно, а затем за противоположное, – поддразнил Тед.

– Совсем как юная леди у Джонсона[168], которая «не была категорична, но колебалась каждую секунду», – добавил дядя Лори, получавший большое удовольствие от происходившей на его глазах битвы.

– Я говорила о них только как о воинах. Но если перейти к вопросу об отношении к женщинам, то разве генерал Грант не был хорошим мужем, а миссис Грант счастливой женой? Он не грозил «наложить на нее необорные руки», если она задавала какой-нибудь вполне естественный вопрос, а если Наполеон и поступал нехорошо по отношению к Жозефине, он все же знал, как надо сражаться, и ему не требовалась в битвах опека никакой Афины. Все эти древние были глупцами, от щеголя Париса до Ахиллеса, сидевшего при своих кораблях и дувшегося на союзников, и я не изменю моего мнения о них, несмотря на всех благородных Гекторов и Агамемнонов Греции, – заявила Джози, все еще не сдаваясь.

– Ты можешь геройски сражаться, это очевидно; а мы будем изображать две послушные вождям армии, наблюдающие, как вы с Тедом в единоборстве решаете этот вопрос, – начал дядя Лори, принимая позу воина, опирающегося на копье.

– Боюсь, нам придется отказаться от этой затеи. Я вижу, что Афина собирается спуститься и похитить нашего Гектора, – заметил мистер Марч с улыбкой, так как Джо пришла напомнить сыну, что пора идти ужинать.

– Мы завершим эту битву, когда в нее не будут вмешиваться никакие богини, – сказал Тедди и поспешил вслед за матерью с необычной живостью, вспомнив о предстоящем угощении.

– Не устоял перед оладьей, клянусь Юпитером![169] – крикнула Джози ему вслед, радуясь возможности хоть раз воспользоваться этим классическим выражением, запретным для ее пола.

Но Тед выпустил парфянскую стрелу[170], когда, отступая в полном боевом порядке, ответил с самым добродетельным выражением лица:

– Повиновение командирам – первейший долг воина.

Джози бросилась за ним, желая использовать свою женскую привилегию и оставить за собой последнее слово, но так и не произнесла колкостей, вертевшихся у нее на языке, так как в зал, шагая через две ступеньки, поднялся из сада очень загорелый молодой человек в синем костюме, оживленно восклицая: «Эй, на судне! Где вся команда?»

– Эмиль! Эмиль! – закричала Джози, а в следующее мгновение к ним подлетел и Тед, так что недавние враги завершили стычку, объединившись, чтобы весело приветствовать дорогого гостя.

Оладьи были забыты, и, схватив кузена под руки, Джози и Тед потянули его, словно два хлопотливых маленьких буксира великолепное торговое судно, в гостиную. Там Эмиль перецеловал всех женщин и пожал руки всем мужчинам, кроме своего дяди – его он обнял по старому доброму немецкому обычаю, к великому удовольствию всех, кто наблюдал за этой сценой.

– Не надеялся, что мне удастся отбыть с корабля сегодня, но все же удалось, так что взял курс прямо на старый Пламфильд. Но там ни души, так что я отчалил, стал по ветру и пошел на Парнас, а тут вы все до одного. Да благословит вас Господь, до чего я рад всех вас видеть! – воскликнул молодой моряк с широкой улыбкой. Он стоял перед ними, широко раздвинув ноги, как будто все еще чувствовал под ногами качающуюся палубу.

– Тебе следовало сказать «семь футов вам всем под килем», а не «да благословит вас Господь», Эмиль; это совсем не морское выражение. О, как приятно ты пахнешь смолой и корабельными снастями! – сказала Джози, вдыхая с большим удовольствием свежий морской запах, который он принес с собой. Он был ее главным фаворитом среди всех кузенов, а она – его любимицей; и потому не могло быть сомнений, что уж для нее-то в оттопыренных карманах его синей куртки найдутся сокровища.

– Стоп, мой морской волк, и позволь мне бросить лот, прежде чем ты нырнешь, – засмеялся Эмиль, догадываясь, почему она так нежно поглаживает его карман. Затем, удерживая девочку одной рукой, другой он начал извлекать оттуда разные необычные коробочки и пакетики, на которых были написаны имена тех, кому они предназначались, и вручал их столпившимся вокруг него друзьям и родным с соответствующими замечаниями, вызывавшими немало смеха: Эмиль был известным остряком.

– Вот трос, который минут пять будет удерживать наш маленький буксир на месте, – сказал он, надевая красивое ожерелье из розовых кораллов на шею Джози. – А вот это русалки прислали нашей Ундине[171], – и он вручил Бесс нитку перламутровых ракушек на серебряной цепочке. – Наша Дейзи, подумал я, наверняка захочет получить скрипку, а Нат сумеет найти ее, чтобы вручить подарок, – продолжил моряк со смехом, когда извлек из пакетика изящную филигранную брошь в форме скрипки.