Маленькие женщины

В следующей сцене с блеском выступили Том и Нэн. Местом действия была палата армейского госпиталя, и пожилой хирург с молодой медсестрой ходили от койки к койке, щупая пульс, назначая лечение и выслушивая жалобы раненых с энтузиазмом и серьезностью, вызвавшими приступ смеха у публики. Элемент трагедии, всегда идущей рука об руку с комедией в таких местах и в такое время, был внесен врачом, который, пока они бинтовали руку одного из солдат, рассказал медсестре о старой женщине, бродящей по госпиталю в поисках сына. Много дней и ночей она искала его на полях прошедших сражений и в полевых лазаретах, становясь свидетельницей настолько ужасных сцен, что их не вынесло бы большинство женщин. «Она скоро будет в этой палате, и я боюсь ее прихода. Похоже, тот несчастный мальчик, который только что умер, – ее сын. Я думаю, мне легче было бы стоять под огнем вражеской артиллерии, чем перед одной из этих самоотверженных женщин с их надеждой, мужеством и великим горем», – говорит хирург. «Ах, у меня сердце разрывается, когда я смотрю на этих бедных матерей!» – добавляет медсестра, вытирая глаза уголком своего большого передника, и в эту минуту в палату входит миссис Мег.

Те же платье, корзинка, зонтик, деревенская речь и простые манеры, но ужасные испытания превратили спокойную старую женщину в изможденное существо с запыленными ногами, дрожащими руками и блуждающими, горящими глазами. Страдание, горестная решимость и отчаяние, написанные на ее лице, придали невзрачной фигуре трагические достоинство и силу, тронувшие все сердца. В нескольких отрывистых фразах была рассказана вся история ее тщетных поисков, и затем печальный обход продолжился. Зрители затаили дыхание, когда вслед за медсестрой она шла от постели к постели, у каждой из которых на ее лице появлялись и сменяли друг друга надежда, страх и горькое разочарование. На узкой койке лежала длинная фигура, покрытая простыней, и здесь пожилая женщина задержалась, положив одну руку на сердце, а другой прикрыв глаза, словно собирала все свое мужество, чтобы взглянуть на безымянного мертвеца. Затем она откинула конец простыни и с долгим прерывистым вздохом облегчения сказала мягко: «Не мой сын, слава богу! Но сын другой матери», – и, склонившись, нежно поцеловала холодный лоб.

В зале кто-то громко всхлипнул, а мисс Камерон смахнула слезу с глаз, стараясь не упустить ни одного взгляда, ни одного жеста, с которыми бедная женщина, изнуренная долгим напряжением, продолжала свой путь вдоль длинного ряда госпитальных коек. Но ее поиски завершились счастливо, когда, словно пробужденный ее голосом от горячечного сна, исхудавший мужчина с безумным взглядом сел на постели и, протянув к ней руки, воскликнул так, что голос его отозвался эхом во всех концах зала: «Мама, мама! Я знал, ты придешь ко мне!»

И она подошла к нему с возгласом любви и радости, от которого затрепетало сердце каждого слушателя, и схватила в объятия со слезами, молитвами и благословениями, на какие способна только верная любящая старая мать.

Последняя сцена, радостная и светлая, являла собой полную противоположность предыдущей. В кухне деревенского дома царило рождественское оживление: раненый герой, с черной повязкой и лежащими на виду костылями, сидел у огня в старом кресле, знакомое поскрипывание которого услаждало его слух; улыбающаяся Долли суетилась вокруг, украшая комод, скамью, высокую печь и старомодную колыбель ветками омелы и падуба; их мать отдыхала возле сына с дорогим младенцем на коленях. Освеженный сном и питанием, этот юный актер покорил публику своими радостными прыжками, несвязными репликами и упорными, но тщетными попытками добраться до огней рампы – этих сверкающих игрушек, которые он очень одобрительно рассматривал сквозь пушистые ресницы. Было приятно наблюдать, как миссис Мег гладит его по спинке, обнимает пухлые ножки; а когда она наградила его кусочком сахара, к которому он долго стремился, малютка прильнул к ней с жаром благодарности, обеспечившим ему персонально настоящую овацию.