Маленькие женщины

Пение за окнами нарушило тихий отдых счастливой семьи, и после рождественского гимна, исполненного в лунном свете на заснеженном дворе, в дом ввалилась шумная толпа соседей с подарками и поздравлениями. Множество интересных маленьких эпизодов сделали эту сцену особенно выразительной: возлюбленная Сэма хлопотала вокруг него с нежностью, которой Маркиза не выказала Барону, а Долли прелестно выглядела под веткой омелы со своим деревенским обожателем, очень походившим на Хэма Пегготи[245] в высоких ботинках из воловьей кожи, грубом жакете, парике и с темной бородой, так что никто не узнал бы Теда, если бы не длинные ноги, зрительно укоротить которые не могли никакие высокие ботинки. Все завершилось скромным угощением, принесенным гостями. И когда все расположились за столом, на котором стояли пончики, сыр, тыквенный пирог и другие деликатесы, Сэм поднялся на своих костылях, чтобы предложить первый тост. Подняв кружку сидра и отдав честь, он сказал прерывающимся от волнения голосом: «За маму, да благословит ее Господь!» Все поднимаются и пьют стоя. Долли обнимает старую женщину за шею, и та прячет слезы счастья на груди дочери. Неутомимый малютка в восторге стучит по столу ложкой и что-то лепечет, пока опускается занавес.

Через минуту занавес подняли снова, чтобы все взглянули еще раз на актеров, обступивших центральную фигуру спектакля, которую публика закидала букетами – к великому восторгу малыша; он ликовал, пока большой розовый бутон не стукнул его по носу и не вызвал вой, которого так боялись и который, к счастью, только усилил общее веселье.

– Для начала сойдет, – сказал Бомонт со вздохом облегчения, когда занавес опустился в последний раз, и актеры разошлись, чтобы переодеться для завершающей пьесы.

– Если считать это экспериментом, он удался. Теперь мы сможем заложить основы великой американской драматургии! – отвечала миссис Джо. Она была довольна и полна новых замыслов, хотя – как мы должны добавить – в следующем году ей так и не удалось реализовать их, по причине весьма драматических событий в ее собственной семье.

«Мраморные статуи профессора Оулздарка» завершали представление и, как нечто совершенно новое, позабавили чрезвычайно снисходительную публику. Пантеон[246] греческих богов и богинь в полном составе присутствовал на Парнасе, и, благодаря умению миссис Эми красиво драпировать ткани и подбирать позы, белые парики и хитоны из хлопка и фланели были изящны и соответствовали классическим образцам, хотя различные современные добавления несколько портили впечатление – зато они помогали понять «соль» ученых пояснений профессора.

Профессором Оулздарком был мистер Лори, в черной шапочке и мантии. После высокопарного вступления он приступил к демонстрации своих мраморных статуй. Первой из них стала величественная Афина, но, приглядевшись к ней внимательно, нельзя было не рассмеяться, так как надпись «За права женщин» украшала ее щит, с клюва восседающей на ее копье совы спускался свиток с девизом «Голосуй рано и часто», а ее шлем украшали крошечный пестик и ступка. Профессор обратил внимание публики на суровые очертания ее рта, колючие глаза и внушающее благоговение высокое чело – свидетельство могучего ума этой женщины древности. Было сделано и несколько ядовитых замечаний по поводу явных признаков вырождения среди ее современных сестер, которые не сумели исполнить свой долг.

За Афиной последовал Меркурий. Он выглядел великолепно в своей грациозной позе, хотя длинные ноги в сандалиях с крылышками слегка дрожали, словно было нелегко удержать деятельного бога на одном месте. Его беспокойная натура подверглась подробному анализу. Профессор упомянул его дерзкие проделки и дал очень плохую характеристику бессмертному посланнику богов, чем вызвал восторг у сидевших в зрительном зале многочисленных приятелей Меркурия. Каждый раз, когда они издевательскими аплодисментами приветствовали какое-нибудь особенно удачное саркастическое замечание, жертва насмешек профессора презрительно морщила свой мраморный нос.

Следующей в ряду статуй оказалась очаровательная маленькая Геба. Она деловито наливала нектар из серебряного чайника в голубую чайную чашку и, как отметил профессор, поучала зрителей самим своим видом. Лектор объяснил, что нектар древних давал бодрость, но не притуплял чувства; к сожалению, чрезмерное поклонение американских женщин этому классическому напитку оказалось весьма вредным для них, особенно в связи со значительным развитием головного мозга, которое им обеспечила их высокая культура. Беглое сравнение современных слуг с этой умелой прислужницей богов заставило щеки статуи запылать под толстым слоем мела и принесло ей гром аплодисментов: публика узнала в ней Долли и ловкую субретку из водевиля.