– У тебя будет время, чтобы собраться с духом, пока мы начинаем. Мы, старые актеры, невозмутимы как часы, – отвечал Деми, кивнув в сторону Элис, которая, в роскошном платье и с веером в руке, уже была готова к выходу.
Но эти «часы» шли, пожалуй, быстрее обычного, о чем свидетельствовал румянец, блестящие глаза и явное трепетание сердец под кружевом и бархатом. Джону и Элис предстояло начать вечер веселым маленьким водевилем, в котором они уже не раз с большим успехом играли прежде. Элис была высокой девушкой, темноволосой и темноглазой, с лицом, которому ум, здоровье и счастливое сердце придавали особую красоту. В эту минуту она была особенно хороша: парча, перья и пудра Маркизы замечательно сочетались с ее величественной фигурой; а Деми, со шпагой, в придворном костюме, треугольной шляпе и белом парике, был самым галантным Бароном, какого только можно пожелать увидеть на сцене. Джози играла служанку Маркизы и выглядела в этой роли настоящей французской субреткой – хорошенькая, дерзкая и любопытная. Состав действующих лиц ограничивался этими тремя, и успех пьесы зависел от живости и мастерства, с которым передавалась быстрая смена настроений ссорящихся влюбленных, произносились их остроумные речи и изображались изысканные придворные манеры прошлого века.
Немногие смогли бы узнать серьезного Джона и прилежную Элис в любящем порисоваться джентльмене и кокетливой леди, вызывавших своими капризами смех у зрителей, которые в то же время получали огромное удовольствие от великолепных костюмов и восхищались непринужденностью и грацией молодых актеров. Джози была заметной фигурой в пьесе: она подслушивала у замочных скважин, заглядывала в записки, высовывалась и пряталась в самые неожиданные моменты, расхаживала, задрав нос и сунув руки в карманы передничка, и любопытство пронизывало ее фигурку от бантика на макушке изящного чепчика до красных каблучков маленьких туфелек. Все шло гладко. Капризная Маркиза, после того как вволю помучила преданного Барона, признала себя побежденной в борьбе умов и как раз отдавала ему руку, которую он честно заслужил, когда неожиданный треск заставил обоих вздрогнуть: тяжелая боковая декорация наклонилась вперед, угрожая упасть на Элис. Деми увидел это и, вовремя подскочив, поддержал декорацию, после чего замер, как современный Самсон[244]
с раскинутыми в стороны руками и стеной дома на спине. Опасность миновала, и он уже собирался в этой позе произнести заключительный монолог, когда взволнованный молодой рабочий сцены, взлетевший на стремянку с задней стороны декорации, чтобы срочно прибить то, что оторвалось, нагнулся и шепнул: «Я держу!» – и в этот самый момент молоток выскользнул у него из кармана и упал прямо на поднятое вверх лицо Барона, буквально вышибив у того из головы текст роли.Занавес стремительно опустили, лишив публику возможности увидеть не предусмотренную программой очаровательную сценку, когда Маркиза бросилась к Барону, чтобы остановить кровь, с тревогой восклицая: «О Джон, ты ранен! Обопрись на меня», – что Джон охотно сделал, испытывая небольшое головокружение, однако вполне в состоянии с восторгом отметить и нежное прикосновение рук, хлопотавших вокруг него, и тревогу на лице, оказавшемся так близко к его собственному, поскольку все это говорило о ее чувстве к нему. Ради такого открытия он охотно вынес бы целый дождь молотков и падение колледжа целиком ему на голову.
В следующую минуту на месте происшествия появилась Нэн с коробочкой, которую всегда носила в кармане, и рана была аккуратно заклеена пластырем к тому времени, когда прибыла миссис Джо, трагически вопрошая:
– Из-за раны он не сможет снова выйти на сцену? Если так, моя пьеса погибла!
– С настоящей раной вместо грима я еще больше подхожу для моей роли. Не беспокойтесь, я буду готов появиться перед публикой. – И, подхватив свой парик, Деми удалился, бросив красноречивый, полный благодарности взгляд на Маркизу, которая испортила ради него свои перчатки, но, казалось, ничуть не огорчилась, хотя они были до локтя и очень дорогие.
– Как твои нервы, Флетчер? – спросил мистер Лори в напряженный момент, когда они стояли за кулисами бок о бок, ожидая последнего звонка.
– Почти в таком же порядке, как твои, Бомонт, – отвечала миссис Джо, отчаянными жестами призывая миссис Мег поправить съехавший на ухо чепчик.
– Крепись, соавтор! Я поддержу тебя, что бы ни случилось!
– Я предчувствую успех, так как, хотя это лишь драматургический пустячок, в него вложено немало труда и искренних чувств. Разве Мег не вылитая деревенская женщина, добрая и немолодая?