Маленькие женщины, или Детство четырех сестер

Тетушка Марч надела очки и посмотрела на девушку, так как она не видывала ее еще никогда такой смелой. Да и Мегги сама едва узнавала себя, она чувствовала себя такой храброй и самостоятельной, так рада была защищать Джона и стоять за свое право любить его, как хочет. Тётя Марч увидала, что не так принялась за дело, и помолчав немножко, напала с свежими силами с другой стороны и заговорила как могла вкрадчивее:

— Ну, Мегги, милая моя, будь же благоразумна и прими мой совет. Я желаю тебе добра, и вовсе бы мне не хотелось, чтобы ты испортила себе всю жизнь, сделавши ошибку при самом начале. Тебе надо выйти замуж получше и помогать семейству; твой долг составить богатую партию; тебе следует внушать это.

— Папа и мама не думают этого; они любят Джона, хотя он и беден.

— У твоих папаши с мамашей не больше житейской мудрости, чем у двух младенцев.

— Я очень рада этому! — с энергией воскликнула Мегги.

Тётя Марч пропустила ее восклицание мимо ушей и невозмутимо продолжала свою проповедь:

— Ведь этот Рук беден, и у него нет, кажется, никого богатого в родне.

— Но у него много искренних друзей.

— Друзьями ты не проживешь; попробуй-ка, так и увидишь, как они скоро охладевают. А есть у него какое-нибудь определенное положение?

— Нет еще, мистер Лоренц намерен помочь ему в этом.

— Ну, этого не надолго хватит. Джемс Лоренц прижимистый старик, и от него не много дождешься. Итак, ты намерена выходить за человека, не имеющего ни денег, ни положения, ни должности, и продолжать работать еще больше, чем теперь; ты могла бы провести в довольстве всю свою жизнь, если послушаешься меня и найдешь партию получше? Я считала тебя умнее, Мегги.

— Я не найду никого лучше, если соглашусь ждать целую полжизни! Джон добр и умен, у него пропасть талантов; он готов трудиться и уверен в том, что пойдет в гору — он такой смелый и энергичный! Все его любят и уважают, и я горжусь мыслью, что он любит меня, несмотря на то что я так бедна, молода и такая глупенькая, — сказала Мегги, которая была лучше, чем когда-нибудь, в своем гордом порыве.

— Он знает, что у тебя есть богатые родные, вот и весь секрет его любви, как я подозреваю.

— Тётя Марч, как вы смеете говорить такие вещи? Джон выше такой подлости, и я не останусь ни одной минуты с вами, если вы будете говорить так, — вскричала Мегги с негодованием, забывая все, кроме несправедливости подозрений старой лэди. — Мой Джон не женится из-за денег, как и я. Мы хотим трудиться и намерены ждать. Я не боюсь бедности, так как я была счастлива до сих пор без богатства, и к тому же я готова на все, лишь бы быть вместе с ним; он любит меня, и я…

Мегги остановилась, внезапно припомнив, что она и не думала решаться на все это, что только что прогнала «своего Джона» и что он, может быть, подслушивает ее несообразные речи. Тетушка Марч сильно рассердилась, потому что она всем сердцем желала, чтобы ее хорошенькая племянница составила блестящую партию, и в счастливом молодом личике девушки было что-то такое, что вместе огорчало и раздражало одинокую старуху.

— Хорошо; я умываю руки в этом деле! Ты своевольное дитя и через эту глупость потеряла гораздо более, чем думаешь. Нет, я не останусь здесь долее, я разочаровалась в тебе и не в состоянии видеть твоего папашу теперь. Не жди от меня ничего, когда выйдешь замуж; пускай о тебе заботятся друзья твоего мистера Бука. Я покончила с тобой раз навсегда.

И захлопнув дверью перед носом Мегги, тетушка Марч удалилась в величайшем негодовании. Казалось, что она унесла с собой всю храбрость девушки; оставшись одна, бедняжка с минуту простояла в нерешимости, не зная, плакать ей или смеяться. Прежде чем она успела решиться на что-нибудь, её внезапно обнял мистер Брук, выговоривший одним духом: «Я не мог не слышать, Мегги. Благодарю вас за защиту, а тётю Марч за то, что она доказала, что вы любите меня немножко».

— Я сама не знала этого, пока она не начала бранить вас, — начала Мегги.

— Значит, мне не надо уходить, я могу остаться и быть счастливым, — можно, дорогая?

Тут представился новый прекрасный случай для произнесения оборонительной речи и для величественного отступления, но Мегги и не подумала сделать ни того, ни другого, она навеки погубила себя в глазах Джо, прошептав очень тихо: «Да, Джон» — и уткнув свое личико в жилет мистера Брука.

Через четверть часа после ухода тёти Марч Джо тихонько сошла вниз, остановилась на минуту перед дверью гостиной и, не слыша там никакого звука, кивнула и улыбнулась с довольным видом, говоря про себя: «Она прогнала его, как мы положили, и дело кончено. Теперь я пойду и послушаю, как все случилось, и хорошенько посмеюсь над этим».