Маленькие женщины, или Детство четырех сестер

— Но про наши деньги мама ничего не говорила. Конечно, она не желает, чтоб мы во всем себе отказывали. Купим, что нам нужно; отчего же нам не доставить себе маленького удовольствия? Мне кажется, мы заслуживаем его; мы довольно трудимся, — рассуждала Джо, рассматривая по-мужски носки своих сапожек.

— Да, я думаю! — подтвердила Мегги. Легкое ли дело мне, например, целый день возиться с несносными ребятишками? Так бы и убежала поскорее от них домой!

— Ну, тебе и в половину не так трудно, как мне, — перебила Джо: — попробовала бы ты просидеть несколько часов с капризной старухой. Вечно она ворчит, ничем недовольна, и подчас бывает так несносна, что я готова выскочить от нее в окно или дать ей затрещину.

— Полноте; вам ли жаловаться? А каково мне целый день мыть посуду да прибирать и подметать в комнатах! Вот так надоело! Посмотрите на мои руки, на что они похожи! Жесткие, как у прачки. Я даже на фортепиано не могу играть, — и, говоря это, Бетси со вздохом посмотрела на свои шершавые руки.

— Ну, уж никто из вас не терпит более моего! — вмешалась Эмми. — Вам не нужно ходить в школу, где вас дразнят нахальные девчонки, где осмеивают ваш костюм, презирают вас, если вы бедны и сочиняют статиры на ваш нос, если он не довольно красив.

— Сатиры, Эмми, а не статиры. Лучше бы ты попроще выражалась, — посоветовала Джо.

— Пожалуйста, не учи. Я знаю, что говорю. Не все же говорить тривиально; надо улучшать свою речь, — с достоинством возразила Эмми.

— Полно вам пикироваться, дети. А что, хотелось бы вам, чтоб папа был теперь так же богат, как прежде, когда мы были маленькими? Господи, как мы были бы счастливы! Ни в чем бы мы себе тогда не отказывали, и не было бы у нас никаких забот! — с сожалением сказала Мегги, помнившая лучшие времена.

— Не сама ли ты говорила, что мы и теперь счастливее богачей, которые вечно мучатся завистью друг к другу и никогда не бывают довольны? — заметила Бетси.

— Я и теперь думаю то же самое. Хотя мы и трудимся, зато, как нам бывает весело и хорошо, когда мы собираемся потом отдыхать в этой комнате! Мы — удалая четверня, как говорит Джо.

— У нее вечно такие выражения, — заметила Эмми, с упреком взглянув на долговязую фигуру, развалившуюся на ковре.

Джо выпрямилась и, запустив руки в карманы своего передника, начала насвистывать.

— Полно, Джо, ведь ты не мальчик.

— И очень сожалею об этом.

— Терпеть не могу женщин с мужскими манерами! — сказала Эмми.

— А я терпеть не могу накрахмаленных барышень, — отразила Джо.

Дружно птички живут
В теплом гнездышке… —

запела Бетси-примирительница, и при одном взгляде на ее добродушное и веселое лицо сердитые голоса смягчились и «пикировка» кончилась смехом.

— Вас обеих надо бы наказать, — вмешалась Мегги, любившая читать девочкам наставления по праву старшей сестры. — Пора бы тебе, Джозефина, перестать мальчишничать и вести себя приличнее. Будь ты еще маленькой девочкой, ну куда бы ни шло! но ведь ты уже большая — посмотри только на себя! — Ты и косу уже носишь под гребенкой, пора бы помнить, что ты не ребенок.

— Я не большая и не хочу быть большой. А если меня считают большой оттого, что у меня коса под гребенкой, так вот же! — и Джо, выдернув из волос гребенку, стряхнула с головы каштановую гриву. — Я буду до двадцати лет заплетать две косы и носить их распущенными. Мне противно подумать, что я выросту, сделаюсь «мисс Марч», буду носить длинные платья и держаться, как китайская кукла. Довольно с меня и того, что я родилась девчонкой, когда мне так нравятся манеры, игры и занятия мальчиков. Я никогда, никогда не утешусь, что я не мальчик. Вот и теперь: я так и полетела бы на войну, к папа́, а вместо того должна сидеть здесь и вязать чулки, как дряхлая старушонка, и, говоря это, Джо так энергически тряхнула чулком, который вязала, что иглы защелкали, как кастаньеты, и клубок покатился по полу.

— Бедняжка! Но что же делать? Утешься, по крайней мере, тем, что ты переделала свое имя в мужское, и, когда мы играем, то всегда бываешь нашим братом, — утешала Бетси, поглаживая рукой буйную головку, прижавшуюся к ее коленам; а руки Бетси хотя и мыли посуду, но умели приласкать необыкновенно нежно.

— А вот ты, Эмми, так уже чересчур жеманна, — обратилась Мегги к другой сестре. — Теперь твое важничанье только уморительно, но если ты не переменишься до тех пор, пока станешь большая, то будешь казаться смешна, как гусыня. Мне нравятся хорошие манеры и желание изящно выражаться; но ты пересаливаешь и высокопарные фразы твои еще смешнее ухарских замашек Джо.

— Если Джо — сорванец, а Эмми — гусыня, то что же я-то такое, позволь спросить? — вмешалась Бетси, всегда готовая намотать себе на ус нотацию, прочитанную другим.

— Ты душка — вот что! — с жаром сказала Мегги, которой в этом случае никто не противоречил, потому что «мышка» — как звали домашние Бетси — была любимицей всего семейства.