Маленькие женщины, или Детство четырех сестер

— Полно, пожалуйста, ты наша лучшая актриса. Кто же будет представлять королев, если ты сойдешь со сцены? Кто будет краше тебя в белом платье, с распущенными волосами? Кто будет с таким достоинством носить корону из золотой бумаги? — увещевала Джо. — Однако ведь нам надо сделать репетицию. Эмми, повтори-ка сцену обморока, а не то ты опять будешь приседать.

— Иначе не могу. Я не видала, как падают в обморок, а брякнуться, как ты показываешь, и насадить себе синяков, я вовсе не желаю. Если мне удастся полегоньку опуститься на пол, тогда я упаду, а не удастся, так опущусь пограциознее в кресло.

— Это когда Гуго подскочит к тебе с пистолетом? — напомнила Джо.

— Ну да, — отрубила Эмми, которая вовсе не была одарена драматическим талантом и играла на этот раз героиню только потому, что была маленькая и герою удобно было уносить ее со сцены, когда она падает в обморок.

— Смотри на меня: размахни вот так руками, пошатнись и падай, как сноп, с криком: «Родриго, спаси меня!» патетически изобразила Джо.

Эмми, стараясь подражать ей, оттопыривала руки и качалась, как маятник, не решаясь упасть, из боязни ушибиться; при этом она взвизгивала так, что скорее можно было подумать, что она укололась булавкой, чем предположить, что ее заставляет кричать смертельная опасность и страх.

Глядя на нее, Джо с отчаянием вздыхала; Мегги заливалась хохотом, а Бетси, заглядевшись на трагическую актрису, сожгла хлеб, который жарила у камина.

— Ничего с ней не поделаешь, — сказала Джо. — Постарайся, по крайней мере, при публике, а если тебя ошикают, то пеняй на одну себя. Ну, Мегги, начинай теперь ты.

С Мегги дело пошло удачнее. Дон Педро в длинном монологе, произнесенном не переводя дух, бросил вызов целому свету; колдунья Агарь протяжно пропела страшное заклинание над котлом, в котором кипятились лягушки; Родриго храбро разорвал свои цепи, а Гуго, терзаясь угрызениями совести, принял мышьяк и умер с диким хохотом.

— Это самая удачная из наших репетиций, — сказала Мегги, когда воскресший злодей встал на ноги, потирая себе локти.

— Ах, как ты хорошо сочиняешь, Джо! И как ты превосходно представляешь свои сочинения! Ты просто Шекспир! — воскликнула Бетси, которая была уверена, что все ее сестры — гениальные женщины.

— Шекспир, не Шекспир, но я не могу не согласиться с тобой, что моя трагическая опера «Проклятие колдуньи» вещь недурная, — скромно сказала Джо. — Хотелось бы мне попробовать сыграть «Макбета», — прибавила она, — да у нас нет потайной двери для Банко. А мне страх как хотелось бы взять себе роль убийцы.

— Не кинжал ли я вижу пред собой?… — декламировала она, страшно вращая зрачками и ловя руками воздух, как один виденный ею знаменитый трагик.

— Какой кинжал! Это большая вилка с туфлей. Вот до чего Бетси загляделась на тебя, что нацепила на вилку мамину туфлю вместо хлеба. Хорошо еще, что не успела сжечь ее! — вскричала Мегги, и репетиция кончилась при общем хохоте.

— Очень рада, что застаю вас такими веселыми, мои девочки, — раздался в дверях ласковый голос, и актеры и публика бросились целовать статную женщину, в которой не трудно было узнать мать. Она была не особенно красива; но матери всегда кажутся красивыми своим детям, и нашим девочкам казалось, что серый ватерпруф[1] и старенькая шляпка, составлявшие наряд вошедшей, были надеты на самой прелестной женщине в мире.

— Ну, милые мои, как вы провели день? — спросила она. — А у меня было столько хлопот с отправкой ящиков в армию, что я не успела возвратиться домой к обеду. Что, Бетси, не приходил ли кто-нибудь к нам? А что твоя простуда, Мегги? лучше ли тебе? Джо, отчего у тебя такие усталые глаза? Ну, а ты, малютка? Поди-ка сюда, поцелуй меня, обратилась она к Эмми.

Делая все эти вопросы, полные материнской заботливости, миссис Марч сняла с себя промокший плащ, надела теплые туфли и, усевшись в кресло, притянула к себе Эмми и расположилась наслаждаться счастливейшими часами своего трудового дня. Девочки суетились вокруг нее, стараясь, чтоб ей было как можно удобнее и уютнее. Мегги принялась за приготовление чая; Джо принесла дров и стала придвигать стулья к столу, задевая и роняя мимоходом то одно, то другое; Бетси суетливо, но неслышно, перебегала из столовой в кухню и обратно; одна Эмми сидела сложа руки и только отдавала приказания.

Когда все уселись вокруг стола, миссис Марч весело сказала:

— После чая я вас кой-чем угощу.

Лица девочек засияли радостью; Бетси захлопала в ладоши, несмотря на то что в руках у нее был горячий сухарь, а Джо подбросила кверху салфетку, крича:

— Письмо! Письмо! Да здравствует папа!

— Да, и какое хорошее, длинное письмо! — подтвердила мать. — Папа ваш здоров и надеется, что перенесет холодное время года легче, чем ожидал. Он поздравляет вас с праздником и желает вам всего лучшего. Впрочем, он пишет своим девочкам отдельно, — прибавила миссис Марч, поглаживая свой карман, как будто в нем хранилось сокровище.

— Дай поскорее прочесть, мама! — вскричала Джо, поперхнувшись второпях чаем и уронив на пол хлеб с маслом.