Оказалось, что Кертис протащил ее через всю дорогу, прямо к съезду за грузовиком. Он мирно сложил огромные лапы под подбородком, поболтал ими, изображая Коржика, чудище-печеньку из “Улицы Сезам”, затем, пошатываясь, подошел к грузовику и приподнял брезент.
– Гляди, Гат!
– Не хочу, – надувшись, сказала Гарриет, но едва она отвернулась, как из кузова донесся сухой, яростный треск.
Змеи. Гарриет заморгала от изумления. Весь кузов был заставлен сетчатыми ящиками, а в ящиках были гремучие, мокасиновые, медноголовые – змеи, большие и маленькие, свившиеся в огромные крапчатые узлы, из которых то там, то сям, словно языки пламени, выскальзывали чешуйчатые белые рыльца, долбились в стены ящиков, потом заостренные головки втягивались обратно, скручивались в пружину и выстреливали в сетку, в доски, друг в друга, а потом снова сворачивались и – безучастно, зорко – скользили по дну ящиков, пряча белесые горлышки, сплетаясь в гибкую загогулину… тик, тик, тик… и вдруг снова напрыгивали на стенку и снова с шипением тонули в общем клубке.
– Не дружат, Гат, – раздался у нее за спиной бас Кертиса. – Нельзя трогать.
Каждый ящик закрывала посаженная на петли крышка с металлической сеткой, с боков были прикручены ручки. Большинство ящиков были выкрашены – в белый, черный цвет или кирпично-красный, как стены у деревенских амбаров, кое-где на стенках мелким шрифтом, вкривь и вкось были выбиты стихи из Библии, кое-где медные головки гвоздей складывались в рисунки: кресты, черепа, звезды Давида, солнце с луной, рыбы. Другие ящики были украшены пробками от пивных бутылок, пуговицами, осколками и даже фотографиями: выцветшими полароидными снимками гробов, неулыбчивых семейств, деревенских парней с выпученными глазами, которые воздевали к небу гремучих змей, а за спинами у них пылали огромные костры.
На одной поблекшей, призрачной фотографии была изображена красивая девушка: волосы у нее были зачесаны назад, она жмурилась, воздев живое хорошенькое личико к небесам. Кончиками пальцев она придерживала у висков толстенную, злющую полосатую гремучую гадюку, которая свернулась у нее на голове, а хвост обвила вокруг шеи. Над фотографией были прилеплены разномастные пожелтевшие буквы, вырезанные из газет:
УПокОй ИИсУС
РИзи фОрд
1935-52
За спиной у нее Кертис еле слышно прохрипел что-то вроде “Жуть!”
Разглядывая нагромождение коробок – разнообразных, ярких, усеянных буквами, – Гарриет вдруг наткнулась на нечто совершенно невероятное. Поначалу она даже не поверила своим глазам. В высоком ящике, как в одиночной камере, величественно покачивалась королевская кобра. Внизу, под петлями, там, где крепилась к ящику дверь, красными чертежными кнопками были выколоты слова: ГОСПОДЬ НАШ ИИСУС. Кобра была не такая, какую повстречал Маугли в Холодных Логовищах, не белая, а черная: черная, как Наг и его жена Нагайна, которых насмерть закусал Рикки-Тикки-Тави в саду большого бунгало в поселке Сигаули, защищая мальчика Тедди.
Молчание. Кобра раздула капюшон. Кобра вытянулась перед Гарриет и спокойно глядела на нее, беззвучно, плавно покачиваясь туда-сюда, туда-сюда – словно бы в такт ее дыханию. Смотри и страшись. Ее крохотные красные глазки были немигающими глазами бога: в них отражались джунгли, жестокость, бунты и церемонии, мудрость. Гарриет знала, что у кобры сзади на капюшоне метка в виде очков, и меткой этой великий бог Брахма одарил весь род кобры, когда самая первая кобра нависла над богом Брахмой и укрыла его своим капюшоном, когда тот спал.
Из дома послышался какой-то шум – хлопнула дверь. Гарриет подняла голову и только тут обратила внимание, что окна на втором этаже посверкивают матовым, металлическим отблеском, потому что залеплены фольгой. Пока Гарриет их разглядывала (а окна выглядели жутковато, нагоняли страху не хуже змей), Кертис сложил пальцы ковшиком и принялся трясти рукой у Гарриет под носом. Медленно, очень медленно он разводил полусогнутые пальцы в сторону, будто пасть.
– Чудоиссе, – прошептал он и схлопнул пальцы: ам, ам. – Жалют.
Наверху опять хлопнула дверь. Гарриет отошла от грузовика, внимательно прислушалась. Кто-то – еле слышным, но явно разобиженным тоном – прервал собеседника: мистер Дайал так и торчал там, за этими серебристыми окнами, и в кои-то веки Гарриет была рада услышать его голос.
И тут же Кертис вцепился ей в руку и потащил к лестнице. От неожиданности Гарриет поначалу даже не сопротивлялась, но потом увидела, куда он ее тащит, и стала вырываться: пнула его, уперлась в землю пятками.
– Нет, Кертис, – завопила она, – я туда не хочу, стой, ну пожалуйста…
Она уже хотела было цапнуть его за руку, но вовремя заметила его белый кед.
– Кертис, эй, Кертис, у тебя шнурок развязался, – сказала она. Кертис остановился, прихлопнул рот рукой.
– Ой-ей, – разволновавшись, он быстро нагнулся к кедам, и Гарриет со всех ног бросилась бежать.
– Они из передвижного парка аттракционов, – сказал Хили: была у него раздражающая манера говорить так, будто он все на свете знает.