Хотя как знать? Может, тут пустяк какой-нибудь. Может, доктор Вэнс решил устроить ей, как он выражался, “сеанс” (во время которого он сначала читал кучу библейских стихов о послушании, а потом спрашивал, готова ли Гарриет принять Иисуса как личного спасителя). А может, хотел порасспрашивать ее про игрушку из “Звездных войн”. (Два дня назад он собрал весь лагерь, и мальчиков, и девочек, и целый час на них орал, потому что кто-то, как он утверждал, украл какую-то игрушку из “Звездных войн” у его насупленного маленького сына Брентли.)
Или ей кто-нибудь позвонил. Телефон стоял в конторе доктора Вэнса. Но кто станет ей звонить? Хили?
А вдруг это полиция, с тревогой подумала она, вдруг они нашли тележку. Она изо всех сил гнала от себя эту мысль.
Из лесу она вышла с опаской. Возле конторы, рядом с микроавтобусом и фургончиком доктора Вэнса стояла машина с дилерскими номерами – “Шевроле Дайала”. При чем тут может быть она, Гарриет и подумать не успела, потому что дверь конторы распахнулась и на крыльцо, под мелодичный перезвон китайских колокольчиков, вышел доктор Вэнс, а за ним – Эди.
Гарриет остолбенела. Эди изменилась – притихла, постарела, в какой-то миг Гарриет даже показалось, будто она обозналась, но нет, это точно была Эди, просто Гарриет редко видела, чтоб она надевала эти старые очки – в тяжелой, черной, мужской оправе, от которой лицо у нее казалось очень бледным.
Доктор Вэнс заметил Гарриет и помахал ей – обеими руками, будто стоял посреди битком набитого стадиона. Подходить Гарриет не хотелось. Ей подумалось, что она, похоже, серьезно влипла, по-настоящему, но тут и Эди ее увидела и улыбнулась – и вдруг (наверное, это все очки) она стала прежней Эди, из доисторических времен, Эди из коробки-сердечка, которая насвистывала и швыряла Робину бейсбольные мячи на фоне зловещего “кодахромового” неба.
– Готтентот! – позвала она Гарриет.
Доктор Вэнс со сдержанно-великодушным видом взирал на то, как Гарриет, которую захлестнула волна любви, потому что она давно уже не слышала этого старого семейного прозвища, кинулась к Эди по усыпанной гравием дорожке и как Эди нагнулась (ловко, по-военному) и чмокнула ее в щеку.
– Да, мэм! Соскучилась по бабушке! – прогудел доктор Вэнс, закатив глаза к небу, покачиваясь из стороны в сторону.
Говорил он с преувеличенной теплотой и так, будто голова у него была занята совсем другими делами.
– Гарриет, здесь все твои вещи? – спросила Эди и Гарриет увидела, что на дорожке стоит ее чемодан, а рядом с ним – рюкзак и теннисная ракетка.
Гарриет растерянно помолчала – до нее так и не совсем дошло, что это ее вещи лежат тут на дороге, – и затем сказала:
– У тебя очки новые.
– Очки старые. Машина новая, – Эди кивнула в сторону нового авто, припаркованного возле фургона Вэнса. – Если в домике что-то твое еще осталось, беги, забирай.
– А где твоя машина?
– Неважно. Давай-ка побыстрее.
Гарриет дважды просить не пришлось, и она побежала в домик. Она недоумевала, отчего это помощь подоспела, откуда ее совсем не ждали, когда она уже готова была кинуться Эди в ноги, рыдать и умолять забрать ее домой.
Забирать было почти нечего – какие-то ее поделки Гарриет и так были не нужны (неопрятная рукавичка-прихватка, декупажная подставка для карандашей, которая даже еще не просохла), поэтому захватить надо было только тапочки для душа и полотенца. С одним ее полотенцем кто-то, похоже, ушел плавать, поэтому она просто схватила второе и помчалась обратно к конторе доктора Вэнса.
Доктор Вэнс засовывал ее чемодан в багажник новой машины Эди, и тут Гарриет впервые заметила, что Эди двигается немного скованно.
Ида, вдруг подумала Гарриет. Может, Ида передумала уходить. Или, может, все-таки захотела повидаться со мной перед отъездом. Впрочем, Гарриет понимала, что ничего такого быть не могло.
Эди подозрительно на нее взглянула:
– Мне казалось, ты брала два полотенца.
– Нет, мэм.
Гарриет заметила у Эди в ноздрях какие-то темные крошки – табак, что ли? Честер нюхал табак.
Только Гарриет собралась сесть в машину, как к ней подскочил доктор Вэнс и, вклинившись между ней и пассажирской дверью, протянул Гарриет руку:
– Неисповедимы замыслы Господни, Гарриет, – сообщил он ей, как будто по секрету. – Всегда ли нам это нравится? Нет. Всегда ли мы Его понимаем? Нет. Всегда ли из-за этого нужно страдать и огорчаться? Нет, нет и нет.
Гарриет, побагровев от смущения, уставилась в неприветливые серые глаза доктора Вэнса. Когда они с Врачихой обсуждали “Твой организм”, там тоже было много разговоров о Божьем замысле и о том, что все эти трубы, гормоны и унизительные выделения, о которых им рассказывали в фильме, – тоже, мол, часть Божьего замысла касательно девочек.
– А отчего так? Отчего Господь испытывает нас? Зачем подносит нам чашу сию? Зачем насылает на нас эти вечные бедствия? – доктор Вэнс так и впился взглядом ей в лицо. – Чему учат они нас на пути веры?
Молчание. Гарриет застыла от омерзения, даже руку выдернуть не решалась. Высоко в соснах заливалась голубая сойка.