Маленький друг

Дэнни, тяжело дыша, вцепился в лестницу. Из-за того что пришлось топить девчонку, он ненадолго даже про наркотики позабыл, но теперь все случившееся навалилось на него с новой силой, и ему хотелось выть в голос, рожу себе хотелось расцарапать. Как, черт дери, он смоется из города на окровавленной машине и без денег? Он же рассчитывал на то, что у него будет мет, что он сможет его толкать в барах, да хоть на улицах, если б на то пошло. При себе у него было долларов сорок (это он продумал, когда сюда ехал, с заправщиком в “Тексако” метамфетамином не станешь же расплачиваться), и не стоит забывать про Лучшего Друга Фариша, пухлый бумажник, который Фариш всегда носил в боковом кармане. Фариш, бывало, любил его вытащить, чтоб порисоваться за покерным столом или в бильярдной, но Дэнни точно не знал, сколько у него там денег. Если повезет, если ему повезет по-крупному, то с тысячу долларов там будет.

Значит так, цацки Фариша (“Южный крест” – дешевка, а вот кольца кой-чего стоят) плюс бумажник. Дэнни провел рукой по лицу. На деньгах из бумажника он продержится месяц-другой. Но потом…

Может, получится раздобыть фальшивые документы? А может, найти работу, где документов вообще не спрашивают, собирать вместе с иммигрантами табак или апельсины. Но это дрянная награда за его труды, дрянное будущее – по сравнению с тем кушем, который он намеревался отхватить.

А когда найдут труп, Дэнни начнут искать. Револьвер так и валялся в траве, он его начисто вытер. Прямо как мафиози. По-хорошему, его надо бы в реку выбросить, но теперь, раз наркотики пропали, у него, кроме револьвера, почти ничего и не осталось. Он напряженно перебирал в голове разные варианты, но их было немного, и один другого дерьмовее.

Он оглянулся, посмотрел на фигурку, качавшуюся на воде. Зачем она утопила наркотики? Зачем? Девчонки он суеверно побаивался – как тени, как дурного глаза, но теперь, когда она умерла, он начал думать, а вдруг она и удачу ему приносила. Похоже, он совершил большую ошибку, самую серьезную ошибку в жизни, убив ее, но помоги же ты мне, обратился он к плававшей внизу фигурке – и не смог договорить. С того самого дня, как он увидел ее возле бильярдной, ему все казалось, что они с ней как-то связаны, только вот он понять не мог как, и загадка эта не давала ему покоя. Будь они на суше, он из нее бы все ответы выбил, а теперь уж поздно.

Он выловил из вонючей воды пакетик со спидами. Порошок слипся, размок, но как знать, вдруг его уварить можно будет – и ширнуться. Он вытащил еще с полдесятка мокрых пакетиков. Колоться он никогда не кололся, но, похоже, самое время начать.

Он оглянулся напоследок и полез наверх. Проржавевшие чуть ли не до самого основания скобы скрипели и проседали под его весом, лестница тряслась, ходила ходуном – это ему совсем не нравилось, – и он с радостью выскочил из затхлого тесного бака к яркому, жаркому солнцу. Встал на ноги – колени у него тряслись. Все тело ныло, ныли мышцы – будто его нокаутировали, а впрочем, если вдуматься, так оно и было. Над рекой собиралась гроза. На востоке небо было солнечное, голубое, но на западе над водой клубились, сгущались черные, пороховые облака. Темные пятнышки проплывали над низкими городскими крышами.

Дэнни потянулся, потер поясницу. Он промок насквозь, с него лилась вода, на руках длинными нитями налипла зеленая слизь, но несмотря на все это, чувствовал он себя до абсурдного неплохо – так хорошо было вылезти из темной сырой дыры. Воздух был влажный, но дул легкий ветерок и дышалось легко. Он спустился вниз по крыше, к краю бака, и колени у него подкосились от облегчения, когда он увидел, что машина так и стоит себе, нетронутая, и от нее сквозь высокую траву уходит всего одна цепочка следов.

Он радостно рванулся к лестнице, но его еще слегка пошатывало, и не успел он опомниться, как – хрясь! – под ним провалилась гнилая доска. Мир вдруг покосился: диагональный крен серых досок, голубое небо. Дэнни, бешено размахивая руками, попытался было восстановить равновесие, но доски в ответ затрещали еще сильнее и Дэнни провалился по пояс.

Плававшую лицом вниз Гарриет вдруг затрясло. Она все пыталась украдкой повернуть голову, так чтобы можно хоть капельку дышать носом, но ничего не получалось. Легкие не выдержали, безудержно задергались, требуя воздуха, а если не воздуха, так хоть воды, и когда у нее сам собой вдруг раскрылся рот, Гарриет, сотрясаясь от дрожи, вынырнула на поверхность и задышала – вдох вдох вдох.

На нее навалилось такое огромное облегчение, что она чуть снова не ушла под воду. Одной рукой она кое-как уперлась в осклизлую стену – и хватала, хватала, хватала ртом воздух, восхитительный воздух, чистейший, сочный воздух, воздух, который лился в нее, будто песня. Она не знала, где Дэнни Рэтлифф, не знала, видит ли он ее, и ей было на него наплевать, теперь важнее всего на свете было дышать, и даже если это ее последний вздох, то и ладно.