Маленький лорд Фонтлерой

До столовой было действительно не очень далеко, но Кедрику показался путь совсем не близким, пока они добрались до кресла у обеденного стола. Рука, лежавшая у него на плече, становилась как будто с каждым шагом тяжелее, а лицо его все краснее и горячее, и дыхание все короче и короче; но он и не думал отказываться, а продолжал напрягать свои детские мускулы, держа голову прямо и ободряя тяжело ступавшего графа.

— Вам очень больно ногу, когда вы на нее становитесь? — спросил он. — Вы когда-нибудь опускали ее в горячую воду с горчицей? М-р Хоббс так делал со своей ногой. Говорят, что очень хорошо прикладывать арнику.

Рядом с ними гордо выступал громадный пес, а сзади шел рослый лакей. Лицо последнего несколько раз принимало какое-то странное выражение, когда он наблюдал фигуру ребенка, напрягавшего все свои силы под тяжестью столь охотно взятого на себя бремени. Да и сам граф порою как-то особенно косился на раскрасневшееся личико. Когда они вошли в столовую, Кедрик увидал, что это была большая и величественная комната, и что стоявший за назначенным для графа стулом лакей смотрел на входивших совершенно неподвижным взглядом.

Наконец, они добрались до стула. Граф снял руку с плеча мальчика и спокойно опустился на свое место.

Кедрик вынул Диков платок и обтер им лоб.

— Как нынче тепло, не правда ли? — сказал он. — Вам, вероятно, нужно, чтобы топился камин — из-за вашей ноги, а мне кажется здесь немножко жарко.

Он с такою деликатною внимательностью относился к своему деду, что и виду не хотел подать, будто считает что-нибудь излишним в обстановке графа.

— Не легко тебе пришлось, — сказал граф.

— О, нет, — отозвался маленький граф, — не то чтобы мне было очень трудно, а только стало несколько жарко. Летом это так часто бывает.

И он еще раз старательно вытер свои влажные кудри роскошным подарком Дика. Его собственный стул был поставлен по другую сторону стола, напротив деда. Это был стул с ручками, предназначенный для особы несравненно крупнее его; да и все, что он до сих пор видел в этом доме — обширные комнаты с высокими потолками, массивная мебель, огромный лакей, огромная собака и внушительная фигура самого графа — все это было таких крупных размеров, что маленький мальчик не мог не чувствовать своей крайней миниатюрности. Впрочем, это нисколько не смущало его; он никогда не представлял себя особенно большим или важным и был вполне готов приспособиться к обстоятельствам даже такого подавляющего свойства.

Пожалуй, он еще никогда не казался таким маленьким, как в эту минуту, сидя на большом стуле, в конце стола. Несмотря на свое одиночество, граф любил хорошо пожить. Он охотно садился за обед и обедал чинно и торжественно. Кедрик смотрел на него через целый ассортимент роскошного хрусталя и прочей сервировки, совершенно поражавшей его непривычный к такому блеску взор. Посторонний наблюдатель, вероятно, улыбнулся бы, глядя на такую картину: большая изящная комната, дюжие, в богатых ливреях, слуги, блестящие серебро и хрусталь, сурово-смотрящий старый вельможа по одну сторону стола и совсем маленький мальчик по другую. Обед считался у графа серьезным делом; и таким же важным делом был он для повара, в случае, если его сиятельству придется что-либо не по вкусу. На этот раз, однако, аппетит графа был, повидимому, несколько лучше обыкновенного — может быть, потому, что мысли его были заняты чем-то иным, помимо разных соусов и подливок. Он думал о своем внуке, посматривая на него через стол. Сам он говорил не очень много, зато охотно слушал мальчика. Ему и в голову никогда не приходило, чтобы его мог занять разговор ребенка, но лорд Фонтлерой и удивлял, и забавлял его; старик не мог забыть, как заставил мальчика почувствовать свою тяжесть с прямою целью убедиться, на сколько хватит у того мужества и выдержки. Ему доставляло удовольствие сознание, что его внук так стойко выдержал испытание и, как видно, даже на минуту не подумал отказаться от раз взятого на себя труда.

— Вы не всегда носите свою корону? — почтительно заметил лорд Фонтлерой.

— Нет, — ответил граф со своей обычной сухой улыбкой: — она не идет ко мне.

— М-р Хоббс сказал было, что вы ее носите постоянно, — сообщил Кедрик, — но потом, подумав, решил, что вам, вероятно, приходится иногда снимать ее, чтобы надеть шляпу.

— Да, — сказал граф, — иногда я снимаю ее.

При этих словах лакеи вдруг отвернулись в сторону и как- то странно закашляли, закрывая рот рукою.

Кедрик кончил свой обед первым и, откинувшись на спинку стула, начал рассматривать комнату.

— Вы должны очень гордиться своим домом, — сказал он, — это такой прекрасный дом. Я никогда не видал ничего подобного; но, конечно, мне всего семь лет, я не много видел.

— А ты думаешь, что я должен гордиться им? — спросил граф.

— По-моему, всякий стал бы гордиться им, — отвечал лорд Фонтлерой. — Я бы сам гордился им, если бы это был мой дом. Все в нем и около него так прекрасно — и парк, и эти деревья — как прекрасны они, и как хорошо шумят их листья!

Затем он на минуту остановился и пристально посмотрел через стол.