Малгобекский бастион. Поворотный момент битвы за Кавказ. Сентябрь–октябрь 1942 г.

Перебоями с продовольственным обеспечением, а также общей нервозностью измотанных многонедельными ожесточенными боями войск и неизбежным упадком традиционной дисциплины в обескровленных, сократившихся более чем вполовину в результате боев частях можно объяснить (хотя и не оправдать) случаи нарушения уставов, пьянства, мародерства, которые не были столь уж большой редкостью в советских войсках, воевавших под Малгобеком.

Хотя в целом отношения с местным населением военнослужащих отличались доброжелательностью и стремлением взаимно облегчить суровую военную долю (которая для гражданского населения, волей судеб оказавшегося в эпицентре сражения, была, пожалуй, не легче, чем для сражающихся войск), эксцессы отмечались и в этой сфере.

Реквизиции у местного населения также случались, и нередко. Правда, носили они скорее спонтанный характер, и командование с этими явлениями боролось как могло. Приводимые в армейских приказах примеры мародерства, а в особенности их формулировки на военно-бюрократическом канцелярите зачастую выглядят анекдотично: «2 октября лейтенант артдивизиона 59-й отдельной стрелковой бригады Демин днем на улице с. Лакисова стрелял из автомата гусей для Красной армии… 3 октября группа бойцов 59-й осбр отобрала у населения 150 овец, причем по просьбе колхозников обменяла их на водку» [47, л. 83].

Другие случаи выглядели куда серьезнее и граничили с разграблением колхозного имущества. При этом от такого обращения не были застрахованы даже советские и партийные чиновники прифронтовых районов. Например, 10 ноября 1942 г. старший лейтенант 4-й гвардейской стрелковой бригады 10-го гвардейского стрелкового корпуса Короткин и боец Мелестин ссадили с брички заведующего орготделом Пригородного райкома партии Кариева и забрали у последнего бричку и лошадь. Несколькими днями ранее группа бойцов 6-й гвардейской бригады 10-го гвардейского стрелкового корпуса разбили пасеку, принадлежавшую Базоркинскому овощесовхозу, и забрали мед [49, л. 174].

С наступлением холодов и одновременной стабилизацией линии фронта реквизиции приобретают более «капитальный» характер. Если ранее их предметом становился отъем продовольствия, то теперь главным объектом внимания мерзнущих в окопах и землянках бойцов становятся строения, в том числе и колхозные. Так, 11 ноября 1942 г. группа бойцов 62-й стрелковой бригады 11-го гвардейского стрелкового корпуса на Камбилеевском хуторе разобрали крыши нескольких силосных ям с целью сделать печи. При этом далее указывается, что «несмотря на протесты председателя сельского исполкома, эта группа бойцов продолжала уничтожать совхозное имущество». Еще более вопиющий случай имел место 16 ноября 1942 г. в с. Шолхи, райцентре Пригородного района. На поле колхоза имени XVII партсъезда при попытке председателя колхоза задержать группу бойцов, самовольно вывозивших 4 брички кукурузы, последние открыли ружейный огонь, ранили председателя и скрылись. «Таких фактов можно привести очень много», – говорится в приказе по армии № 0152 от 8 декабря 1942 г. [49, л. 174].

Однако в общем и целом нельзя считать такие факты определяющими отношения войск, защищавших Малгобек, и местного населения. Гораздо более типичными были случаи безвозмездной помощи крестьян окрестных ингушских сел военным, которых они искренне воспринимали как своих защитников и свою армию, воюющую с опасным и беспощадным врагом. Помощь эта принимала самые разнообразные формы – от стирки белья бойцам и командирам до ухода за ранеными и содействия в подвозе боеприпасов на передовую. П. К. Баркинхоева так вспоминала взаимоотношения войск и населения в те дни: «Бойцы перебрасывавшихся к передовой войск были измождены, часто недоедали и недосыпали… Они нередко пытались приобрести у нас, местных жителей, продовольствие в обмен на мыло. Однако в подавляющем большинстве мы, услышав такие просьбы, безвозмездно делились с ними тем, что ели мы сами и наши дети: кукурузными лепешками, картошкой, творогом… Хоть самим и трудно было, но солдат было очень жалко» [88].

Разным было и отношение к гражданскому населению со стороны захватчиков. С одной стороны, реквизиции, мародерство, изгнание населения из своих домов, конфискуемых под военные нужды, стали обычным явлением германской оккупационной практики с первых дней сражения за Малгобек – что в принципе было уже традиционным для поведения немцев в отношении населения на всем Восточном фронте. В войсках, штурмовавших Малгобек, ходили официальные памятки о том, как надлежит вести себя солдату в этой «варварской» стране, в которых, в частности, констатировалось: «Немецкому солдату в России противостоит не равноценный по культурному уровню противник. Преимущественно большевики используют против нас свои хорошо развитые звериные инстинкты и нечувствительность к погоде и местности» [216, f. 775]. (Собственную высокую чувствительность к тому и другому вермахт с сожалением для себя был вынужден констатировать уже по итогам зимней кампании 1941/42 г.)