Малиновый рассвет

Тонин голос звучал буднично, чуть устало, но в нём не было ни страха, ни паники, ни жалости – эти интонации доносились по всему Красилову целый день, и Гордея уже тошнило от них. Более того – она не шипела и не желала ему всяческих бед, как в первую встречу. Кинув взгляд на зашторенные, светящиеся тёпло-персиковым окна комнаты Анны Петровны с мужем, он пожал плечами и встал с лавки.

– Да почему бы и нет.

У тёти Тони Гордей бывал всего раз или два – заходил по ерунде, когда на летние каникулы к ней приезжала дочка, подруга Нины. Вроде бы ничего с тех пор не изменилось: по крайней мере, шторка из соломенных спиралек вместо двери на кухню была совершенно точно той же самой, что десять лет назад. Как и гобелен с Шишкинскими медведями.

– Здрасьте.

За столом сидел старый муж тёти Тони – дядя Коля, щуплый седой мужчина с пигментными пятнами на морщинистой голове. Перед ним стояла початая бутылка водки, открытая банка кильки и домашние солёные патиссоны. Дядя Коля молчаливым кивком благословил Гордея на компанию.

– А… вы? – спросил Гордей, оборачиваясь на хозяйку.

Тоня застыла при входе. Она выглядела неуместно довольной, словно исполнилось что-то, о чём она давно мечтала.

– Нет-нет, я не пью, – проворковала она и удалилась, бормоча что-то про варящуюся картошку.

Гордей поставил свою бутылку в компанию уже начатой.

– Закуски нет с собой, простите. Можно же так?

– Не вопрос. – Дядя Коля твёрдой рукой налил Гордею в гранёный стакан, который не вставая достал с серванта и обтёр об собственную рубашку. – Всё есть. Сейчас картошечки Тонька принесёт.

– Ага… картошечки…

В голове у Гордея звенела блаженная пустота. Стараясь удержать это состояние – наконец-то впервые за день страшные картины и воспоминания отступили – он залпом выпил водку и задрал голову, нюхая корку кусочка бородинского хлеба. Взгляд упал на толстый металлический крюк, торчащий под потолком из деревянной балки.

– Что это там у вас?

Коля неуклюже повернулся и мотнул головой.

– Да так, раньше свиней подвешивали, когда хозяйство большое было, – и поспешил перевести тему: – Ну ты что скажешь? Кто девку Лещицынскую убил?

Гордей кашлянул и скорее сунул в рот патиссон, уложив на хлебный кусочек.

– Следствие начнётся, разберутся.

– Не-ет, – покачал головой дядя Коля. – До сыщиков мне дела нет. Ты-то сам как думаешь? В прошлый раз так и не дало ничего твоё хвалёное следствие.

Под тиканье часов на Гордея снова нахлынула лавина. Белый снег, бордовые брызги крови. Внизу – речка, замёрзшая с краёв и тёмно-серая по центру. Нина с широко раскрытыми глазами, изодранная одежда, а тело, которое видно в разрывах ткани – такое же истерзанное, залитое кровью.

– Собаки, – прохрипел Гордей. – Пусть будут собаки.

– Голо-одные, – странно смакуя слово, протянул дядя Коля. – А не волки, нет?

– Волков в Красилове не водится, – не совсем уверенно ответил Гордей.

– Простых не водится. – Дядя Коля подлил водки в оба стакана и гостеприимно пододвинул к Гордею банку с килькой. – А что насчёт… непростых зверей?

– Что вы имеете в виду?..

Дядя Коля навалился локтями на стол, приближаясь к Гордею и, обдав алкогольным запахом, заговорщически шепнул:

– Волкудлаки.

В кухню спешно вошла тётя Тоня, держа перед собой дымящуюся кастрюлю. Ловко подсунув полотенце под дно, она водрузила кастрюлю на стол и сняла крышку. Пар от картошки закрыл от Гордея лицо дяди Коли, и последнее слово старика будто тоже растворилось в горячем паре с аппетитным запахом.

– В-вол… – Гордей поперхнулся.

Тоня сурово взглянула на мужа и едва заметно прижала к губам палец – молчи, мол, старый. Коля хитро сощурился и наколол вилкой картофелину.

– Люди-волки, они самые. Слыхал?

– Н-нет… Да разве бывает такое?

– Быва-ает, ещё как бывает. На свете чего только ни бывает. Это у вас там, в городе, все учёные да заумные стали, того не бывает, этого тоже не бывает. А у нас тут как было всё при дедах и бабках, так оно и осталось.

Гордей подумал, что на странный разговор дядю Колю натолкнула водка, а никак не несчастье, случившееся со Светой. Ему стало горько и зло: девчонку растерзал ни за что ни про что какой-то изверг, а этот плешивый старик распивает бутылку и городит какую-то ересь!

– И что, в Красилове эти ваши волкудлаки водятся? Они Свету убили?

Гордей под столом сжал руки в кулаки, чтобы дядя Коля не видел его злость.

– Не они. Он. Волкудлак не любит общества, если заводится, то один. По ночам разбойничает, а днём он человек. Ходит среди нас всех, так и не догадаешься, что непростой.

– Вам бы всё байки травить, – в сердцах процедил Гордей. – А Свету не вернуть. И ни один следователь не станет ваших волкудлаков ловить – преступник на воле ходит, а вы… волкудлак.

Гордей встал из-за стола и вышел, не прощаясь. Соломенная шторка погладила по плечам и голове, будто просила заглянуть ещё разок.

***