Думаю, никто не захочет отрицать размах и влияние этих шести «больших» идей. Они — не результат какого бы то ни было строгого эмпиризма. Ни одну из них нельзя верифицировать никакими фактами. Каждая из них представляет собой гигантский прыжок воображения в непознанное и непознаваемое. Разумеется, трамплином для прыжка была маленькая площадка наблюдаемых фактов. Эти идеи не смогли бы так прочно засесть в умах людей, если бы каждая из них не содержала в себе важную долю истины. Но существенная характеристика всех этих идей состоит в их претензии на всеобщность. Эволюция подводит под свои законы все явления — не только материальные, от
Что общего у этих шести «больших» идей, помимо их не-эмпирической, метафизической природы? Каждая из них включает положение, что нечто, принимавшееся раньше за явление высшего порядка, на самом деле представляет собой «не что иное», как более утонченное проявление «низшего», если, конечно, не отрицается само различение высшего и низшего. Так, человек, подобно всей остальной вселенной, на самом деле не что иное, как случайное сцепление атомов. Различия между человеком и камнем — по большей части обманчивая видимость. Величайшие достижения человека в области культуры — не что иное, как замаскированные проявления экономической алчности или результат сексуальной фрустрации. В любом случае, бессмысленно говорить, что человек должен стремиться к «высшему», а не к «низшему», потому что нет никакого вразумительного смысла, который можно было бы приписать таким чисто субъективным понятиям, как «высшее» и «низшее», а слово «должен» — всего лишь знак деспотической мании величия.
Идеи отцов пали на головы третьего и четвертого колен, живущих во второй половине XX века. Для их создателей эти идеи были попросту результатом интеллектуальной деятельности. В третьем и четвертом коленах они стали самими орудиями и инструментами, посредством которых мир интерпретируется и переживается в опыте. Тот, кто привносит новые идеи, редко сам бывает ими ведом. Но в третьем и четвертом коленах его идеи обретают власть над человеческими жизнями: именно тогда они становятся частью того огромного скопища идей, таких как язык, которые просачиваются в ум человека в период его «темных веков».
Сегодня идеи XIX века прочно сидят в умах практически всех людей западного мира как образованных, так и необразованных. В умах необразованных людей они по-прежнему весьма запутанны и туманны, слишком слабы, чтобы сделать мир постигаемым. Отсюда и возникает жажда образования, то есть чего-то такого, что выведет нас из темного леса неразберихи и невежества к свету понимания.
Я уже сказал, что образование, затрагивающее исключительно точные науки, не может этого для нас сделать, поскольку имеет дело только со знанием-как, тогда как мы нуждаемся в понимании того, почему вещи таковы, каковы они есть, и что мы должны делать с нашей жизнью. Знание, получаемое нами от изучения каждой отдельной науки, в любом случае, слишком специфично и узкоспециально, чтобы помочь в достижении целей широкого плана. Поэтому мы обращаемся к гуманитарным дисциплинам, чтобы обрести ясное видение больших и жизнеопределяющих идей нашей эпохи. Даже в гуманитарных дисциплинах мы можем увязнуть в массе узкоспециальной учености, начиняющей наш ум множеством мелких идеек, таких же неуместных, как и идеи, которые мы можем получить из естественных наук. Но нам может улыбнуться удача (если речь вообще идет об удаче): мы можем найти учителя, который «расчистит наши умы», прояснит идеи — «большие» и всеобщие идеи, уже присутствующие в наших умах — и тем самым сделает мир постигаемым для нас.