Попытаюсь объяснить несколько подробнее, что понимается под «сердцевиной». Любая человеческая деятельность представляет собой стремление к чему-то, что мыслится как благо. Это не более чем тавтология, но она помогает нам поставить правильный вопрос: «Благо для кого?» Для того человека, о стремлении которого идет речь. Таким образом, если этот человек не расставит по местам и не согласует свои многочисленные порывы, стимулы и желания, то его устремления, скорее всего, будут запутанны, противоречивы, безуспешны и, вполне вероятно, разрушительны. Очевидно, тем самым, что «сердцевина» — это место, где он должен выстроить упорядоченную систему идей о себе и мире, которая будет задавать направленность его различным устремлениям. Если он никогда не задумывался о том, чтобы это сделать (ведь он всегда так занят или просто гордится тем, что «скромно» считает себя агностиком), то и тогда сердцевина ни в коем случае не будет пустовать: в ней найдут прибежище все те жизнеопределяющие идеи, которые тем или иным образом проникли в его ум в период «темных веков». Я попытался показать, что эти идеи являют собой сегодня: полное отрицание смысла и цели существования людей на Земле, приводящее любого, кто действительно поверит в эти идеи, в полное отчаяние. К счастью, как я уже говорил, сердце зачастую оказывается сообразительнее, чем ум, и отказывается принять эти идеи во всей их полноте. Это спасает человека от отчаяния, но, создавая путаницу, приводит его в замешательство. Путаница царит в его основополагающих убеждениях, отсюда — путаница и неопределенность в его действиях. Если бы только он позволил свету сознания озарить сердцевину и задался вопросом об основополагающих убеждениях — он создал бы порядок там, где сейчас беспорядок. Тем самым он стал бы «образованным» в том смысле, что покинул бы тьму метафизической путаницы.
Но я не думаю, что он сможет добиться в этом успеха до тех пор, пока совершенно осознанно — пусть и только предварительно — не примет некоторые метафизические идеи, почти напрямую противоположные засевшим в его уме идеям из XIX века. Приведу три примера.
Тогда как идеи XIX века направлены на отрицание или устранение иерархии уровней универсума, представление об иерархическом порядке — неотъемлемый инструмент понимания. Не признавая «уровней бытия» или «степеней значимости», мы не можем сделать для себя мир постигаемым, и мы лишены всяких шансов определить собственное место, место человека, в схеме универсума. Только лишь взглянув на мир как на лестницу и определив место, отведенное на этой лестнице человеку, мы сможем признать за ним некую задачу, наделяющую его существование на Земле смыслом. Возможно, задача человека — или, если хотите, его счастье — заключается в том, чтобы достичь более высокой степени реализации своих потенций, более высокого уровня бытия, или «степени значимости», чем даны ему «от природы». Но нельзя даже проверить такое предположение, если не признать существование иерархической структуры. До тех пор пока мы интерпретируем мир посредством великих жизнеопределяющих идей XIX века, они ослепляют нас и не дают увидеть этих различий в уровнях.
Но как только мы примем существование «уровней бытия», то без труда сможем понять, почему, например, методы естествознания нельзя использовать для изучения политики или экономики и почему открытия физики — что, кстати, понимал и признавал Эйнштейн — не имеют философских следствий.
Если принять аристотелевское разделение метафизики на онтологию и эпистемологию, то высказывание о наличии уровней бытия — онтологическое. Добавлю к нему эпистемологическое: природа нашего мышления такова, что мы не можем не мыслить посредством противоположностей.
Нетрудно заметить, что на протяжении всей нашей жизни перед нами встает задача по примирению противоположностей, которые с точки зрения логики примирить нельзя. Типичные жизненные проблемы нельзя решить, оставаясь на том уровне бытия, на котором мы обычно находимся. Как примирить требования свободы и дисциплины в образовании? Бесчисленные учителя и матери действительно делают это, но никто не может записать решение на бумаге. Они делают это, прибегая к способности высшего уровня, на котором противоположности преодолеваются, — к способности любви.