Малороссийская проза

«Кто должен Степану Федоровичу, прошу возвратить ему половину суммы, а другую взнести в Переяславскую бурсу на вспоможение бурсакам, от них же один позаботится о точном исполнении сего.

Гаркуша,

Не советую ожидать от меня напоминания».

Потом, обратясь к Степану Федоровичу, начал говорить: «Не обманывай Бога и добрых людей. К чему ты притворялся нищим и обманул даже меня? Справляясь о жизни здешних панов, о тебе я только и слышал, что ты беднейший, мизернейший. Я и не трогал тебя. Но лишь узнал, что ты имеешь деньги и тайком ссужаешь ими, кому трафится нужда, – ну, это бы еще и ничего: почему не пособить ближнему в горе, – но ты берешь ужасные проценты, насчитываешь большой рост и тем разоряешь вверяющихся тебе. Это не годится. Это не может быть терпимо. Такое зло надобно искоренять. И мне ли оставить это без наказания? Я знаю, что у тебя денег в наличности очень мало; а если бы стоило того, я взял бы их. Впрочем, не сетуй. Должники твои хоть по небольшим частям, но по моей просьбе взнесут. Ты же привык к умеренности, к воздержанию; тебе немного надобно, чтоб докормить себя по смерть. Жить ты не умел и не сумеешь. Еще вот что: продолжай молиться и читать акафисты; но не забывай, что так же свято служить ближнему и во всяком случае быть ему полезным. Прощай, помни слова смиренного Гаркуши. А ну, дети, в путь. Серебро и обоз до случая. Развезем мимоездом».

По большой дороге едет берлин отличной отделки. Шесть коней, одношерстных, породных, в богатых шорах, управляемые одним кучером с бичом, везут его довольно тихо. За берлином четыре человека, легко вооруженных, едут верхами и ведут доброго коня в богатой сбруе, покрытой красивою попоной. В берлине стекла со стороны пыли подняты, а на другую сторону опущены. На роскошных подушках в берлине лежит пан в малороссийском богатом платье. Около него заметны штуцер[343], пара пистолетов и сабля, все в богатой, одно другому отвечающей оправе.

Навстречу едущему берлину показывается толпа крестьян, вооруженных косами, топорами, вилами, дубинами; у весьма немногих есть ружья без кремней, курков, шомполов и тому подобной исправности. В куче между ними идут пятнадцать человек настоящих солдат с ружьями. За всею этою командою идет шагом тройка с колокольчиком. На тележке капитан-исправник сидит и дремлет.

Чтобы дать так пышно едущему пану свободно проехать, команда с дороги своротила в сторону, и когда проходили мимо берлина, то, заглядывая в него, лишь усматривали лежащего пана, то по своему обычаю снимали шапки и почтительно кланялись.

Два казака, едущие верхами по сторонам тележки исправничьей, долгом сочли предостеречь своего начальника, и один из них, наклонясь к исправнику, начал донесение, разбуживая его: «Ваше… ваше благородие. Не во гнев вам будет: неякаясь персона изволят шествовать. Не соблаговолите ли им решпект отдать?»

Исправник поспешил протереть глаза, взглянул вперед и удостоверился, что нечто важное едет ему навстречу, да еще и цугом; поспешил, все на марше, вынуть из коробки свою треугольную шляпу и вздеть на себя по форме; потом начал стягивать с себя дорожный сюртук, чтобы в параде проехать мимо шествующей особы. Пока привел себя в порядок, как уже экипаж его поравнялся с вельможеским берлином. Чтобы оказать видимо знаменитой особе должное уважение, исправник, сняв шляпу, приветствовал его почтительным поклоном и внимательно смотрел, не будет ли удостоен каким отзывом.

И хорошо, что он так был предусмотрителен. Вельможа, заметив исправника, из берлина важно махнул ему рукою, подзывая к себе.

Мигом соскочил исправник с тележки и со всех ног подбежал к берлину, придерживая одною рукою треугольную шляпу, едва держащуюся на голове, а другою болтающуюся у бока шпагу, чтобы не мешала ему бежать с явным почтением.

Остановясь у берлина и поклонясь почтительно, спросил: «Что угодно приказать вашему…», далее не договорил, не зная, как возвеличить такого барина. Генерал ли он, князь или граф? Кто его знает, а что-то очень непростое; и потому, чтобы не унизить и не возвеличить, титулующее слово пропустил сквозь зубы, чтобы вельможа не услышал и не прогневался, если в случае не к ладу будет сказано.

Пан, не снимая шапки, потягиваясь и зевая, как будто после сна, важным голосом спросил исправника: «Не чиновник ли вы нижнего земского суда?»

Исправник. Капитан-исправник здешнего уезда.

Пан. Что это у вас за команда, и куда вы с нею следуете?

Исправник. По предписанию начальства отрядился искать злодея Гаркушу.

Пан. А-а-а! Сколько в команде вашей людей? Да вижу, и военные есть?

Исправник. Точно так-с. Сто семьдесят человек мужиков из ближних селений, да от военного начальства прислано ко мне пятнадцать человек при унтер-офицере, для примера и порядка.