Малуша. Пламя северных вод

– Да лучше б оно, жма, все десять лет там сидело! – в сердцах ответил ему Асмунд, его отец. – Чую, беды мы с ним не оберемся!

* * *

Подходя к причалу, Святослав еще хмурился, пытаясь сообразить, как все это могло выйти.

– В Хольмгард, – велел он гридям, разбиравшим весла.

Она, Малфа, там, у бабки. Понятно теперь, почему не захотела к нему выйти! Но уж хочет она или не хочет, а он добьется ответа, когда у нее чьи чада родились!

– Святославе! – окликнул его сзади чей-то голос, в нескольких шагах от лодьи.

Его назвали по имени, а не «княже». Развернувшись, Святослав увидел Бера. Как дважды двоюродный брат тот мог обращаться к нему по-семейному, но не при людях же!

Однако Беру было не до вежества. Он подошел и остановился в двух шагах, и на лице его гнев мешался с презрением.

– Так это был ты? – сказал он, словно выплюнул.

Ноздри его раздувались, грудь вздымалась, и весь облик его выражал жажду немедленной драки. Святослав, как и всякий из его людей, в этих делах ошибиться не мог.

– Что – я? – Святослав даже опешил, не ожидая ничего такого от брата, который в его мыслях был все тем же семилетним мальчиком, как в тот день, когда они впервые встретились.

– Так это ты… обещал взять ее в жены, а потом обманул и отослал от себя?

– Я… приехала Прияна! – Святослав сообразил, о чем Бер говорит. – Моя жена! Я две зимы ее ждал! А тут она приедет и – будьте живы, боги в дом! – у меня хоть на дворе сидит, да еще Горяны сродница! Она из-за Горяны из Киева уехала. Я ее сколько раз назад звал! Говорил ей: ты одна княгиней будешь! А она – пока не отошлешь другую, не ворочусь. И вот – Горяну увезли. А тут Малфа! Что я, перед женой буду как клюй последний?

Едва ли Бер многое понял из этого объяснения. Но понял главное: Святослав вовсе не отрицает своей связи с Мальфрид и ее последствий.

– Ты отослал ее. После того как называл своей женой. Отослал тяжелую твоим ребенком.

– Так ты скажи – это же мой ребенок! – Святослав ткнул в него пальцем как в очень нужного послуха. – Какого, жма, Ящера!

Бер стиснул зубы и опустил глаза. У него все в душе переворачивалось, но он, зная больше других, уже понял всю правду.

– У Малфы двое чад, – пояснил Улеб. Он шел за Бером, пытаясь удержать его от этого объяснения на глазах у людей, но это было все равно что пытаться удержать вепря, несущегося во весь дух. – Твое она родила еще в Плескове. Ну то есть в лесу, у Буры-бабы. Потом ее сюда привезли. С чадом. Полгода она тут пожила. А потом… другой раз понесла. Уже от Волха.

Святослав внимательно слушал, и в первый раз во взгляде его, устремленном на Улеба, не было вражды. Сейчас он мог думать только о своих делах.

– Ты знал, что у нее будет чадо. – Бер придвинулся к Святославу и понизил голос: – И ты позволил, чтобы ее увезли за тридевять земель. Ты даже не знал, что она первый год провела в Плескове. Не в городе. И не у матери. А в лесу. У Буры-бабы, у старой дряхлой ведьмы, у Князя-Медведя! Она жила у оборотня в лесу! Совсем одна. С медведем. Там она родила, будто зверица в норе. Ее чадо чуть не умерло, потому что она не могла кормить. Если бы Сванхейд не решила забрать ее к себе, она бы там и сгинула! А ты даже ничего не знал! Куда ее отвезли, кому отдали. Где родилось твое дитя, пока ты в Киеве пиры закатывал! Тебе нужды не было! Что ее перевезли сюда полтора года назад, ты тоже не знал! И не знал бы, если бы тебе о ней не сказали. И теперь норовишь опять распоряжаться ее судьбой! Да пошел ты с твоей волей княжеской знаешь куда?

Велебран и Улеб оба разом шагнули вперед и встали перед Бером, пытаясь его оттеснить от князя; одновременно Вальга и Градимир по знаку Асмунда приблизились к Святославу, готовясь его удержать, если он вздумает бить морду собственному брату на глазах у словен. Лют стоял, скрестив руки на груди, и наслаждался, уже мечтая, как будет пересказывать все это жене и брату в Киеве; ради такого зрелища стоило проехаться почти до моря Варяжского.

– А ты чего набычился? – Игмор потеснил Бера широкой грудью, заслоняя своего князя. – Сам, что ли, к ней яйца подкатываешь?

Лют опустил руки и решительно пробился поближе. Икмошу и его братьев он не любил и, дойди сейчас дело до мордобития, охотно помог бы противной стороне.

– Я, – Бер положил руки на пояс, не замечая, что Велеб и брат держат его за плечи, – помню свой долг перед родом. Я не оскорбил его ни обманом, ни кровосмешением. А если бы я это сделал… – он перевел уничижительный взгляд на Святослава, – не знаю, как у меня хватило бы духу перед богами и дедами притязать хоть на какой-нибудь княжий стол!

Он развернулся и зашагал к своей лодке, где давно ждал Шигберн. Улеб, Свен и Торкиль пошли за ним, иногда оглядываясь. Но никто их не преследовал. Святослав молчал, и его люди ждали распоряжений. На душе у всех было гадко: зная обстоятельства дела, гриди не могли не признать, что Бер не произнес ни одного слова лжи.

– Ёж твою ж мышь… – пробормотал Болва, глядя, как хольмгардские садятся в свою лодку и отплывают. – Вот ведь встрешник эту… деву принес!