Малые Боги. Истории о нежити

У штыковой лопаты конец сходит на нет, образуя острие, у заступа полотно повсюду одной ширины. Глину, особенно если она вперемешку с хрящом, заступом так просто не возьмешь, против нее нужен штык, а пышную огородную землю, что перепахивается каждый год, удобнее ворошить заступом. Но всего пригоднее заступ при добыче торфа. Торф отделяется ровными пластинами, не слишком толстыми, но и не худыми, какие удобно складывать в бурт, а потом перегружать на тачку. Он не крошится впустую и весь идет в дело.

Заступ у Кондрата под стать хозяину: такой же широкий, на длинной рукояти, навечно вычерненной торфом. Сам Кондрат тоже черен, торфяная пыль въелась в кожу, и даже субботняя баня не может отмыть ее. Да и нужно ли? Торф черен, но не грязен.

Торфяная толща уходит на неведомую глубину, сажевого цвета пласты сменяются сероватыми, но качеством они все одинаковы. Брукеты из любого торфа получаются твердые, с дегтярным отливом, но не пахнут они ничем. Порошком с брукета бабы лечат понос детям, объевшимся по весне зеленью. Телятам тоже досыпают в пойло, чтобы легче переходили с молока на траву. Какая уж тут грязь, если это лекарство?

Бурты проветриваются на вольном воздухе неделю, а порой и две. Дольше нельзя, а то загореться могут. Продутые торфянины Кондрат на тачке перевозит к ручью и вываливает в огромную кадь. Дальше торфом занимается Авдотья: заливает водой, рушит пластины сечкой, словно капусту рубит, перемешивает, пока не получится густая однородная каша, которую ковшом разливает по дощатым формам. Там вода стекает, и образуются брукеты, которые идут на продажу.

Брукетами можно топить печь не хуже, чем дровами, только золы много. Но зола – не зла, не пыль, хозяйки ей применение находят. В бане зольной водой волосы моют и сыплют золу на огород под морковь. К тому же брукеты дешевле дров, которые у лесовладельцев, поди, и не укупишь. Еще у огородниц есть особый секрет, благодаря которому местный овощ на всю страну славится. Почвы в округе тяжелые – глина да известковый хрящ, на таких ничего родиться не будет, сколько каки ни клади. Так бабы исхитрились: роют канаву в аршин глубиной, а шириной в две борозды, чтобы весной перепахивать легче, укладывают на дно торфяные брукеты, словно дорогу торфом мостят, по бокам тоже стенки строят, а середину заваливают местной неплодной землей, да палой листвы добавляют, да навоза. На такой гряде всякий овощ прет, что опара из дежи, а сорняков много не бывает. Держится торфяная гряда лет десять, и каждый год народишко прирезает к огородам новые гряды. Этаким макаром скоро в округе хлеб сеять перестанут, а будут спасаться луком, да морковью, да чесноком. А в основании всего благолепия Кондрат со своим заступом. Конкурентов у него нет, кому охота за гроши в болотной жиже возиться?

Что Кондрата бесило, так то, что Авдотья мало помогает. Всего дел у бабы – воды натаскать (не шибко много – ведер с полста), торфяную кашу в кади замесить, разлить по брукетным гнездам, а как высохнет – вытряхнуть и сложить порядком. С такой работой и Нюшка управится, так нет, Авдотье слова поперек не скажи, у нее один ответ: Нюша мала, рано ей ведра с ручья таскать. У девчонки только баловство на уме: в малой формочке она лепит торфяные горшочки и мисочки, самой ранней весной высаживает рассаду капусты и огурцов и тоже продает теткам-огородницам. Те берут, у них в рассадниках в эту пору еще лед лежит.

Авдотья дочку похваливает, нет чтобы построжить. Опять же, на помощь Авдотья скупа. Могла бы с тачкой ездку-другую пробежать, покуда торфянины в кади размокают, а ей, вишь ли, по хозяйству обряжаться надо. Тоже придумала: щи варить да блох давить – много времени не займет. Отговорки все это.

Авдотья Кондрату не жена, не родственница и не свойственница, а так, приживалка, взятая Христа ради. Муж у ней помер, земельный пай отняли: не положено бабам. Оставалось идти по миру, но тут прилучился Кондрат, и жизнь, какая-никакая, наладилась. Кондрат непригожими словами ругается, а иной раз и кулаком отоварить может, а сам без Авдотьи никуда: одним заступом хозяйство не ухитишь, щи лопатой не похлебаешь, тут ложка нужна.

В этот день работа пошла противу заведенного порядка. Авдотья уже торфяные пласты, сколько было завезено, замочила и по хозяйству обрядилась: истопила печь, поставила томиться щи, для которых Нюшка нарвала в перелеске ворох кислицы, а Кондрата с тачкой все не было. Делать нечего, вздохнула и пошла сама.

Кондрата отыскала на дне раскопа, что-то он там окапывал, а что – не разберешь. Авдотья спустилась вниз и ахнула: из жирной почвы торчал рог, да такой, какого прежде видать не доводилось. Ветвистый, что торговая яблоня, а длиной как бы не в сажень.

– Кто же это такой, прости господи? Никак, сохатый…

Кондрат молча копал некоторое время, затем произнес:

– Дура! У сохатого рога не такие. Они широкие и в длину меньше. Это елень, зверь допотопный.

– Где ж такой водится?

– Нигде. Для него в Ноевом ковчеге места не хватило. Куда его с такими рогами? – вот он и утоп.