Малые Боги. Истории о нежити

– Ты смотри, что достал! – закричал он с порога. – Сам! Без изъяна. Не, ты только глянь!

– Что там у тебя? – спросил Палей, глядя на мокрый мешок. За два последних дня столько притаскивалось в дом мокрого, что не слишком верилось, будто новый подарок без изъяна.

Злыдень вспрыгнул на стол, втащил следом мешок и, недолго думая, вывернул. На доски тяжело шлепнулась аршинная щука.

– Сам поймал! Под мельничное колесо за ней нырял, за разбойницей. Она меня заглотить норовила, а я ее – за зебры! Ух, как мы бились… но я осилил. Мне вообще мало кто конфузию может нанести!

– А что, – спросил Палей, осторожно коснувшись дряблого после весеннего нереста рыбьего брюха, – если эту рыбину продать… хоть трактирщику, хоть в усадьбу… сколько денег выручить можно?

– Да ты что, этакую благодать на базар нести!.. Мы из нее для Ванятки юшки наварим, она знаешь какая сытная, с нее Ванятка мигом на ноги встанет.

– Понимаю я, – признался Палей, – а делать нечего. Наехал на меня сегодня Пахом Куваротов. Я ему денег должен три рубля с полтиною. Обещался до осени ждать, да увидал, что я густо сею, и осерчал. То ему за обиду показалось. Грозился днями за долгом приехать, а уж тут у него слово с делом не разойдется, как пить дать приедет.

– Вот, значит, где шкода с зерном была, – произнес злыдень, – а что мышата в нем порылись, это полшкоды. Мог бы и догадаться: два куля овса – не шутка, за них и неприятности немалые. И ведь что обидно: деньги нам, злыдням, запрещены. Если бы мы да еще и деньги иметь могли, то весь мир запакостили бы. А без денег наши дела как сажа бела. Но ты духом не падай и помни: злыдни сдаваться не привыкли. Я буду думать, а ты пока щуку распотроши да юшку свари.

Злыдень устроился на печи у самой трубы, распушил кисточку на хвосте и уставился на нее стеклянным взглядом.

Палей взял ножик и приготовился потрошить щуку. Но едва он взялся за рыбину покрепче, та изогнулась, и острые зубы впились в указательный палец.

– И тут с изъяном, – обреченно произнес злыдень и даже не обернулся посмотреть.

– Плевать, – сдавленно произнес Палей, ножиком разжимая рыбьи челюсти. – Потом пописаю на руку, и ничего не будет. Заживет как на собаке. Вот ведь стерва кусачая, так больно цапнула! Недаром говорят: щучка спит, а зубки живут.

Когда Палей закончил свой монолог, злыдня уже не было.

Вернулся помощничек лишь на следующий день, непривычно тихий и серьезный. Хвост устало обвис, и вроде бы волосков в кисточке поубавилось. В лапах у добытчика ничего не было.

– Кушать хочешь? – спросил Палей. – У меня щи крапивны со щучьей головы сварены. С кисликой… вкусные. Я и Ванятке давал, и тебе оставлено.

– Погоди, не время. И вопросов мне никаких не задавай: что можно – сам скажу. Пойди-ка поищи в кухонном углу за поганым ведром, может, найдешь чего…

Палей кивнул согласно и пошел к помойному ведру.

– Да тут никак кошель лежит!

– Развяжи да поглянь, хватит ли, чтобы с долгом расплатиться?

Некоторое время Палей сосредоточенно пересчитывал медяки и мелкое серебро, потом сказал:

– Хватит. Тут четвертаком больше.

– Ну и ладно. Спрячь все и не трогай, пока Пахомка-мироед за долгом не явится.

– Кошелек надо бы назад снести. Сам же говорил: птицу бери, а клетку не трогай.

– Я никакой птицы не приносил. С кошельком, было дело, баловался, да и то не донес, обронил где-то. Так что назад мне нести нечего. А уж что в том кошеле было – знать не знаю, ведать не ведаю. Не полюбопытствовал. Может, там орехов-двойчаток полна мошна.

– Где ж ты такой мошной разжился?

– Кому сказано – вопросов не задавать? – перебил злыдень. – Где взял, там не убудет. Так что прячь находку – и хватит о ней. Пойдем лучше щучью голову рушить. Щука тебя куснула, теперь ты ее кусни.

Пахомова бричка объявилась на следующий день к вечеру. Палей, готовясь к будущему сенокосу, отбивал во дворе косу. По железному стуку Пахом и отыскал должника.

– Доброго здоровьица, Пахом Авдеич, – как всегда первым поздоровался Палей.

– И ты будь здоров. Деньги-то приготовил?

– Приготовил, Пахом Авдеич.

– То-то! А говорил: поиздержался, голодной смертью помираем… Строгости с вами надо больше, тогда все найдется. Давай неси долг.

Палей достал из-за пазухи кошель, развязал, начал отсчитывать гривенники, но вдруг увидал, как исказилось лицо кулака. Пахом Авдеич покраснел, что рак в кипятке, и беззвучно разевал рот, силясь что-то сказать.

– Да это же мой собственный кошель… – наконец просипел он. – Я гадаю, где он запропал, а это ты его украл! – голос прорезался все громче, звучней, пока не загремел в полную силу: – Попался, ворюга! Я те покажу, как красть!

– Свят крест, не крал! – взмолился Палей.

– Рассказывай кому другому! Там и метка моя есть. Щас я тебя в полицию, каторжна морда, они мигом узнают, как ты не крал!

Куваротов вырвал кошелек, ухватил окончательно потерявшегося Палея за шиворот.

– А ну пошли к мировому!

– Руки не распускай! – проскрипел тонкий, словно крысиный, голос.

Пахом Авдеич обернулся и увидал злыдня. Зеленомордый выплясывал на перевернутой кадке, в которой по осени рубили крошево. Махонький кулачишко грозил мироеду.