Малые Боги. Истории о нежити

– Вот он, клад. Одежа нарядная, зерно в бадейке. Очень даже хороший клад. Не без изъяна, правда, а кто у нас без греха?

– Золото где?

– Видали: золота ему захотелось… Тут места нищие, золота и прежде не бывало, и сейчас нет. Хочешь золота – иди в хлев и греби из-под коровы.

– Убью поганца! – взревел Пахом и, выбравшись из ямы, ринулся на злыдня. Тот стрелой взлетел на верхушку грудницы.

– Хозяин! Срам прикрой, мальчишки в ночное скачут!

Пахом взвизгнул и полез хорониться в крапиву.

Домой Пахом Авдеич вернулся далеко за полночь. Жена, ожидавшая главу семьи, в голос взвыла, увидав его плачевное состояние. Хорошо хоть батраки у Куваротова были из местных и жили по своим избам, а то ославили бы на всю деревню. А так жена, нюхнувши кулака, подавилась воем и больше не шумела.

Пахом Авдеич уселся на лавку и глухо сказал:

– Все, лопнуло мое терпение. Я ему покажу, как надо мной шутки шутить.

– А что я такого сделал? – спросил злыдень, высунувшись из-за печки. – Мое дело маленькое: прокукарекал, а там хоть трава не расти. Что ты велел, то я и сделал. Лучше просить надо было.

– Батюшки-светы! – снова взвыла Куваротиха. – Что же это деется? До зеленых чертей допился, ирод!

Пришлось снова осаживать дурную бабу.

– Значит, плохо тебе приказываю? – мрачно спросил Пахом Авдеич, добившись какой-никакой тишины. – Ну-ка принеси мне барской еды на серебряном блюде!

– Сейчас не могу. Баре отужинали, посуда вся помыта и в буфет убрана. Вот завтра, когда обедать сядут, – пожалуйста…

– Врешь поди… ну да ладно, обожду до завтра. А что ж ты, бесов сын, мне с кладом подлянку устроил?

– Я не бесов сын, я злыдень, и папа с мамой у меня злыдни. А ты что просил, то и получил.

– Я клад просил. Где ж там клад, это ухоронка позабытая.

– Позитивное знание не видит разницы между кладом и ухоронкой. Не веришь – ступай в сиянс-академию, там тебе скажут, что это синонимы.

– Грамотный ты очень…

– Да уж не жалуюсь.

– Ты меня не перебивай! Ты слушай, что я говорю. Клад – это сокровища зарытые. Деньги всякие: золото, серебро, каменья самоцветные, дорогие. Понял, дурья башка?

– Да уж понял, чего тут не понять.

– Вот такой клад мне и нужен.

– Прямо сейчас копать пойдешь? Ты бы баньку истопил, помылся, ноги острекавленные попарил. Глядишь, и полегчает.

– Ты мне зубы не заговаривай, а прямо отвечай: есть ли в округе такой клад?

– Каменьев самоцветных нет, а денежный клад имеется.

– Что ж ты молчал, олух царя небесного?!

– Не ругайся! – взвизгнул злыдень.

– Перетерпишь. Я тебя еще не так приласкаю. Велик ли клад?

– С полпуда будет. Только взять его трудновато.

– Далеко, что ли?

– Не, совсем близко. За деревней церковь новая стоит, знаешь?

– Еще бы не знать! Сколько деньжищ на эту церковь мною пожертвовано…

– А поставили ее как раз поверх того места, где клад закопан.

– Ты место точно укажи, я с попом договорюсь, полы поднимем…

– Так не получится. Нам, злыдням, в церковь ходить нельзя. Да и не смогу я под куполом точно место указать. Вот если бы церковь сгорела – тогда иное дело. На пожарище клад найти легче легкого.

– Ты мне что предлагаешь? – с угрозой спросил Куваротов.

– Я? Ничего. Просто думаю вслух.

– Мал еще думать! – Пахом Авдеич замолк, потом спросил тоскливо: – Сколько, говоришь, там денег?

– Полпуда. Может, чуток побольше. С гаком.

– Монеты хоть золотые?

– Я же говорил: золота в наших краях нет.

– Серебра полпуда – тоже неплохо…

– Так там и не серебро. В конце века, когда ассигнации ввели, народ начал медные деньги прятать. Там полпуда екатерининских пятаков.

– Тьфу, пропасть! Что ж ты мне голову дуришь?

– Ничего я не дурю. Мне просто любопытно стало, за какую сумму ты церковь поджечь согласишься… Но если медные пятаки тебя не прельщают, то извини. Других кладов в округе нет.

Наутро Пахом Авдеич проснулся разбитым. Окрапивленные ноги распухли и чесались нестерпимо, да и все остальное – тоже. Но больше всего мучила мысль, что злыдень, напросившийся в работники, так жестоко насмеялся над ним. Впрочем, вспомнив о серебряном сотейнике, Пахом Авдеич малость повеселел и, позвав злыдня, велел тащить господских кушаний.

– Рано еще, – отказался злыдень. – Господа почивают, завтрак им еще и готовить не начали, не то что обед. Это мужик в полдень ест, а баре чем знатнее, тем обедают позже. Царь, говорят, и вовсе на другой год обедает.

– Тогда вот что, – произнес Пахом Авдеич, полночи обдумывавший новое задание. – Будет тебе такой приказ. У меня в стаде две кобылки ходят неогулянные, а жеребца в деревне нет, одни кобылы да мерины. На конном заводе жеребца просить – в копеечку влетит…

– Хочешь, чтобы я жеребца с конного завода увел? – спросил злыдень. – Это хоть прямо сейчас.

– Нет, – твердо ответил Пахом Авдеич. – На заводе жеребца тотчас хватятся, всю волость на уши поставят. Ты мне его издалека пригони.

– Если жеребец хороший, все равно найдут, а абы какого и угонять не стоит.

– Правильно говоришь. Только ты этого жеребца, когда он моих кобылок огуляет, назад отгонишь. Так что если и найдут его на полпути, то я тут ни при чем. А жеребята породистые мои будут.