Малый дом в Оллингтоне. Том 1

Приезжий этот был не кто другой, как доктор Крофтс, о котором Лили иногда говорила своему жениху, но при этом никогда не связывала имени своей сестры с его именем. Несмотря на это Кросби догадывался, что этот Крофтс или был прежде влюблен, или влюблен сейчас, или будет влюблен в Белл, а так как он приготовился защищать притязания по этой части своего друга Дейла, то особенно не торопился оказать доктору радушие как самому близкому семейному другу. Он еще ничего не знал о предложении Дейла и об отказе Белл и потому приготовился к войне, если бы она оказалась необходимой. Сквайра сейчас он не сильно жаловал, но если судьба предназначала подарить ему жену из этой фамилии, он лучше бы желал иметь свояком владельца Оллингтона и внука лорда Де Геста, чем какого-то сельского врача, как Кросби, в своей гордости, называл доктора Крофтса.

– К несчастью, – сказал он, – я никогда не полюблю такого мужчину, которого считают образцом совершенства.

– Но его вы должны полюбить. И он вовсе не образец совершенства: он, как и все мужчины, курит, ездит на охоту и делает другие негодные вещи.

С этими словами Лили выступила вперед поздороваться со своим другом.

Доктор Крофтс был худощавый, даже хрупкий мужчина пяти футов девяти дюймов[25] роста, с блестящими черными глазами, широким лбом и черными, почти кудрявыми волосами, которые, однако же, не обрамляли завитками его лоб и виски, чтобы дополнить красоту лица. Его нос был тонким, хорошо сформированным, а рот следовало бы считать совершенством, если бы губы оказались немного полнее. Нижняя часть лица, рассматриваемая отдельно, имела несколько суровое выражение, которое уравновешивалось, однако же, блеском его глаз. И все же художник непременно бы сказал, что нижние черты его лица несравненно красивее.

Лили подошла к нему и с особенным радушием поздоровалась, прибавив, что она очень-очень рада его видеть.

– Теперь я должна представить вас мистеру Кросби, – сказала она, решившись, по-видимому, выполнить свою роль до конца.

Молодые люди пожали руку друг другу холодно, не сказав ни слова, как это делают обыкновенно молодые люди, когда встречаются при подобных обстоятельствах. Они сейчас же разошлись, к крайнему разочарованию Лили. Кросби стоял отдельно с устремленными в потолок глазами, казалось, что он намерен был держать себя важно, и притом в стороне от других, между тем как Крофтс торопливо подошел к камину, сказав по дороге несколько любезностей мистрис Дейл, мистрис Бойс и мистрис Харп. От камина он тихонько пробрался к Белл.

– Мне очень приятно, – сказал он, – поздравить вас с предстоящим браком вашей сестры.

– Да, сказала Белл, – мы знали, что вам приятно будет услышать о ее счастье.

– Действительно приятно, и я вполне надеюсь, что она будет счастлива. Вам всем он нравится, не правда ли?

– Мы все его очень полюбили.

– Мне сказывали, что его денежные дела хороши. Счастливый человек, весьма счастливый, весьма счастливый.

– Конечно, и мы так думаем, – сказала Белл. – Не потому, однако же, что он богат.

– Нет, не потому, что он богат, но потому, что удостоен такого счастья, потому что его денежные обстоятельства позволят ему владеть этим сокровищем и наслаждаться им.

– Да, действительно, – сказала Белл, – совершенно справедливо.

Сказав это, Белл села на стул и вместе с тем положила конец разговору. «Совершенно справедливо», – повторила она про себя. Но едва только выговорила эти слова, как подумала, что это совсем не так, и что доктор Крофтс ошибался. «Мы любим его не потому, что он достаточно богат, чтобы жениться без тревожной мысли, но потому, что он решается жениться, даже если бы и не был богат». Сказав это себе, Белл рассердилась на доктора.

Доктор Крофтс отошел к дверям и прислонился к стене, засунув большие пальцы рук в рукава жилета. Говорили, что он был застенчив. И мне он казался застенчивым, а между тем это был человек, который ни под каким видом не побоялся бы привести в исполнение задуманный план. Он будет смело и много говорить перед целой толпой – и все равно, состоит эта толпа из мужчин или женщин. Этот человек был весьма тверд в своих убеждениях, решителен и настойчив в преследовании своей цели, но зато не умел говорить мало, когда, в сущности, говорить было не о чем. Он не умел разыгрывать роль, когда чувствовал, что она для него не годится, и не научился принимать важный вид, где бы ни случалось находиться. Дело другое Кросби – тот вполне изучил эту науку и потому процветал. Так что Крофтс удалился к дверям и прислонился к стене, а Кросби выступил вперед и сиял, как Аполлон, между всеми гостями. «Как он это делает?» – говорил про себя Джонни Имс, завидуя совершеннейшему счастью лондонского фешенебельного человека.

Наконец, Лили вывела на лужайку танцоров, и так образовалась кадриль. Лужайка оказалась, однако же, неудобной. Музыка из одной только скрипки, которую Кросби нанял в Гествике, была недостаточна для этой цели, и притом же трава, довольно гладкая для игры в крикет, была весьма шероховата для ног танцующих.