Малый дом в Оллингтоне. Том 1

– Все равно, мистрис Люпекс, манеры модисток или театральные, но в них пока нет еще ничего такого дурного, как в вашем обращении, мистрис Люпекс. Поняли вы меня? Чем объяснить ваши отношения к этому молодому человеку? Разве только тем, что вы хотите чрез пьянство и ревность свести с ума вашего мужа и посадить его в дом для умалишенных?

– Мисс Ропер! Мисс Ропер! – сказал Кредль. – Послушайте…

– Оставьте ее, мистер Кредль, – сказала Люпекс, – она не стоит ваших слов. Если вы питаете к бедному Имсу дружеские чувства, то лучше скажите ему, что это за женщина. А как поживает, душа моя, мистер Джунипер из магазина Грограма, в Сальфорде? Не беспокойтесь! Мне все известно и все будет известно Джонни Имсу, этому бедному, несчастному, безрассудному юноше! Осмелилась мне говорить о пьянстве и ревности!

– И буду говорить! Но теперь, когда вы упомянули имя мистера Джунипера, мистер Имс и мистер Кредль могут узнать обо всем. Насчет мистера Джунипера в поведении моем не было ничего такого, что могло бы заставить меня стыдиться.

– Мне кажется, трудно заставить вас стыдиться чего бы то ни было.

– Позвольте вам сказать, мистрис Люпекс, вы, вероятно, не намерены нарушать своими поступками благопристойность этого дома?

– Я проклинаю тот день, когда Люпекс привел меня в ваш дом.

– В таком случае заплатите деньги и убирайтесь вон, – сказала Эмилия, указывая на дверь. – Я ручаюсь, что дело тогда обойдется без содействия полиции. Отдайте только долг моей матери и можете отправляться, куда вам угодно.

– Я уйду отсюда, когда мне вздумается, но ни часом раньше этого. И как ты смеешь говорить мне подобные вещи, ты, цыганка?

– Нет, ты уйдешь отсюда, когда нам вздумается, стоит только пригласить полицию, которая заставит тебя выехать из нашего дома.

В этот момент Эмилия, стоявшая перед своим врагом подбоченясь, по-видимому, выигрывала сражение. Горечь языка мистрис Люпекс не производила особенных результатов. Со своей стороны, я такого мнения, что замужняя женщина непременно заставила бы замолчать женщину незамужнюю, если бы в битве как следует накалились страсти, разумеется, без применения абордажных орудий. Но в этот момент в комнату вошла мистрис Ропер, сопровождаемая сыном, и сражающиеся разошлись.

– Эмилия, что это значит? – спросила мистрис Ропер, стараясь принять на себя вид крайнего изумления.

– Спросите мистрис Люпекс, – отвечала Эмилия.

– И мистрис Люпекс ответит, – подхватила эта леди. – Ваша дочь пришла сюда и напала на меня… осыпала меня градом таких выражений, и все это перед мистером Кредлем…

– Да, я спросила только, почему она не платит долга и не оставит этого дома, – сказала Эмилия.

– Замолчи! – вскричал ее брат. – Не твое дело вмешиваться в то, о чем тебя не спрашивают.

– Но, полагаю, мое дело вмешаться, когда меня оскорбляет такая тварь, как эта.

– Тварь! – вскричала мистрис Люпекс. – Желала бы я знать, кто из нас двоих больше похож на тварь! Я сейчас вам объясню это. Эмилия Ропер…

Поток красноречия мистрис Люпекс был остановлен, потому что Эмилия с помощью толчка своего брата исчезла за дверью. С мистрис Люпекс сделалась истерика, и в этом случае диван оказал ей существенную услугу. Мы оставим ее в покое на некоторое время, чтобы, в свою очередь, успокоилась и мистрис Ропер.

«Вот же находка же будет для Имса, если он женится на этой девчонке», – говорил про себя Кредль, отправляясь в свою комнату, и в то же время гордился своим собственным положением и своими подвигами, сознавая, что единственным поводом к происходившей баталии было особенное внимание к его особе со стороны замужней женщины. Так и Парис[28] находил большое удовольствие и гордость в десятилетней осаде Трои.

Глава XII. Лилиана Дейл становится бабочкой

Теперь мы вернемся в Оллингтон. То же самое утро, которое принесло Джону Имсу два письма, принесло и в Большой дом, между прочим, следующее послание к Адольфу Кросби от графини Де Курси. Оно было написано на розовой бумаге, гладкой, как атлас, и пропитанной нежным ароматом, в уголке ее стояла коронка и причудливый вензель. Вообще послание имело фешенебельный и привлекательный вид, так что Адольф Кросби нисколько не сердился, получив его.

«Замок Курси, сентябрь 186*.

Любезный мистер Кросби,