Пеппоне сжал покрепче челюсти и посмотрел дону Камилло в глаза. Нервы дона Камилло были напряжены до предела, он знал, что, как только Пеппоне вынет руку, скрывающую что-то за его спиной, подсвечник полетит, как стрела из лука.
Пеппоне медленно вынул из-за спины что-то узкое, длинное и завернутое.
Дон Камилло посмотрел с подозрением и не пошевелил пальцем. Тогда Пеппоне положил сверток на ограду алтаря, разорвал бумагу и достал пять длинных свечей толщиной в ствол виноградной лозы каждая.
— Он умирает, — объяснил Пеппоне, насупившись.
В этот момент дон Камилло вспомнил, что кто-то говорил ему, что сыну Пеппоне уже несколько дней плохо, но тогда дон Камилло не обратил на это внимания, полагая, что речь идет о чем-то несерьезном. А теперь ему стало ясно, почему Пеппоне ему никак не ответил.
— Он умирает, — сказал Пеппоне, — зажгите их поскорее.
Дон Камилло пошел в ризницу за большими подсвечниками, вставил в них свечи и собрался было расставить их перед Иисусом.
— Не так, — с обидой в голосе сказал Пеппоне. — Этот из вашей компании. Зажгите их перед вон той, она-то в политику не лезет.
Услышав «вон та», сказанное о Богородице, дон Камилло сжал зубы и почувствовал непреодолимое желание проломить Пеппоне башку. Но смолчал и переставил зажженные свечи к изображению Пресвятой Девы в левом приделе.
Затем он повернулся к Пеппоне.
— Скажите ей, — приказал тот строго.
Дон Камилло встал на колени и сказал Богородице, что эти пять свечей принес Пеппоне с просьбой помочь его сыну, которому очень плохо.
Когда он поднялся, Пеппоне в церкви уже не было.
Проходя мимо главного алтаря, дон Камилло спешно перекрестился и попытался поскорее проскочить в ризницу, но голос Христа его остановил.
— Дон Камилло, в чем дело?
Дон Камилло развел руками. Он чувствовал себя униженным.
— Мне очень жаль, что он так кощунственно выражался. Но я не мог заставить себя его одернуть. Невозможно же спорить с человеком, потерявшим голову оттого, что у него умирает ребенок.
— Ты очень хорошо поступил, — ответил Христос.
— Поганая штука — политика, — попытался объяснить дон Камилло. — Не сердись, что он был с Тобой так суров.
— А за что Мне сердиться? — прошептал Иисус. — Он почтил мою Пречистую Матерь, и это возрадовало Мое сердце. Жаль только, он назвал ее «вон та».
Дон Камилло покачал головой.
— Наверное, Ты что-то пропустил. Он сказал: «Дон Камилло, зажгите все эти свечи перед Пресвятой Девой, перед вон той статуей». Еще чего не хватало, такое богохульство. Да если бы он только осмелился, я бы его пинками выгнал, невзирая ни на каких умирающих сыновей.
— Я очень рад, — ответил Христос, — это хорошо. Но говоря обо Мне, он точно сказал «этот».
— Этого я, увы, не могу отрицать. Но он так сказал, чтобы обидеть меня, а не Тебя. Могу поклясться, я в этом совершенно уверен.
Дон Камилло вышел из церкви. Через три четверти часа он вернулся, задыхаясь от радости.
— Ну, что я говорил! — закричал он с порога, развертывая на ходу упаковочную бумагу, — он принес еще пять свечей, чтобы зажечь перед Распятием. — Видишь?
— Это чудесно, — ответил Христос.
— Они немножко поменьше, — пустился в разъяснения дон Камилло, — но ведь главное — благое намерение. К тому же Пеппоне и так небогат, а со всеми докторами и лекарствами вообще непонятно, как концы с концами сводит.
— Это чудесно, — повторил Христос.
И эти пять свечей уже горели, и свет их был так ярок, что казалось — их пятьдесят.
— Кажется, что они даже ярче тех! — заметил дон Камилло.
Конечно, они были ярче, пять свечей, за которыми дон Камилло бегал в лавку, будил лавочника и упрашивал его продать их в кредит, денег-то у него совсем не водилось. Господь это, конечно же, знал и ни слова не промолвил, лишь по щеке Его скатилась слеза, серебряно блеснув на темном дереве Креста. И это значило, что сын Пеппоне будет жить.
Так оно и было.
Собака
А потом случилась история с собакой, и у всех немного помутился рассудок.
Однажды ночью издалека, со стороны дамбы, донесся жалобный, леденящий душу вой, у людей по коже побежали мурашки, многие перешептывались: «Это он!»
Если идти вверх по реке, против течения, то за городком дона Камилло подряд стоят три небольших села: Рокка, Казабручата и Стоппье. Тремя месяцами ранее ходили слухи, что в Стоппье по ночам слышен вой собаки, наподобие волчьего. Но тогда никто не поверил, все решили, что это просто пьяные бредни. Потом вой услышали жители Казабручаты, и тут все заволновались. Затем настал черед жителей Рокки не спать по ночам. Теперь уже этим росказням верили все, и, когда посреди ночи заунывный собачий вой разбудил жителей городка, многие от ужаса в холодном поту подскочили в своих постелях.
То же повторилось и на следующую ночь, и многие крестились, заслышав вой, потому что было в этом звуке больше от человеческого стона, чем от звериного воя.