Малыши и математика. Домашний кружок для дошкольников

Аналогичная картина имеет место на уровне слогов. Легко понять смысл значков, которые обозначают слог «ба», или слог «му», и т. д. С их помощью можно придти к какой-то разновидности слогового письма, примеры чему в истории тоже имеются. Но невозможно первокласснику понять смысл значка «некий абстрактный вообще-слог». И далее, уже на уровне буквы-звука — понять, что буква «а» отвечает соответствующему звуку, безусловно, гораздо проще, чем понять, что синий кружок отвечает какому-то элементу из множества гласных звуков. Звук «а» — это конкретная «психологическая реальность», а множество гласных звуков — это абстракция. В лучшем случае соответствующий знак можно воспринимать как загадку: угадай, какая буква здесь стоит. (Именно так относились к этому мои кружковцы: они с удовольствием разгадывали упомянутые схемы фонетического разбора, воспринимая их как своего рода забавные ребусы. Возможно, нечто аналогичное происходит и с другими интеллектуально развитыми детьми. Обязательным условием при этом является умение читать.)

Чтобы быть правильно понятым, позволю себе сделать ещё одно уточнение. Придумывая значки-иероглифы для слов, мы на равных правах с другими словами могли бы изобрести и значки для таких слов, как слово, слог и звук. Только тогда во фразе «Хотел бы в единое слово…» первый знак встретился бы один раз, а вовсе не пять, а во фразе «Звук одинокий и глухой…» третий знак тоже встретился бы всего один раз, хотя звуков в этой фразе 19 (в этом примере их столько же, сколько букв).

Помню наше первое родительское собрание. Учителя уже по опыту знают, что дети — даже те, кто уже умеет читать — все эти «схемы фонетического разбора» понять без помощи родителей не могут. Значит, первая задача — обучить этой премудрости родителей. Этому и посвящена наша встреча. Однако и родители вовсе не все семи пядей во лбу; когда учительница дошла до звуков слияния и звуков примыкания, среди родителей началась паника. И тогда учительница произнесла одну замечательную фразу — фактически приговор всей системе. Она сказала:

— Вы только не волнуйтесь; вот кончится букварь, и тогда всё будет гораздо проще.

Потом, подумав, добавила:

— Только, пожалуйста, побольше читайте с ними дома. А то программа у нас трудная, и мы не успеваем учить их читать.

О том, что сама методика придумана как раз для того, чтобы научить детей читать, никто уже давно не вспоминает.

На уровне здравого смысла всё это довольно-таки очевидно. А между тем привести какой-нибудь «научный» аргумент против указанной методики не так уж легко. Ведь формально говоря, предлагаемые обозначения и в самом деле проще, чем обычная система письма. Вместо тридцати трёх знаков-букв нам предлагают всего четыре-пять; при этом соответствие между знаками и тем, что они обозначают, тоже более простое — оно взаимно однозначное. Беда заключается не в знаках, а в том, что они обозначают, в обозначаемых объектах. Это абстракции, лишённые языковой поддержки. Во внутреннем мире ребёнка таких объектов просто не существует.

Отвлекаясь на минуту от малышей, хочу вспомнить здесь свой спор с одним энтузиастом-математиком. Он собирался работать со средними классами (6-й — 8-й) и с восторгом рассказывал нам о своей революционной идее: вместо геометрии школьникам нужно преподавать линейную алгебру. Ну да — ведь это же гораздо проще! Он придумал систему, в которой всего четыре аксиомы! И все доказательства более простые и более короткие! Приходилось признать, что да — они и в самом деле более короткие; честно говоря, они к тому же и более строгие, чем привычные нам геометрические доказательства. Вот только как до них додуматься? Наша геометрическая интуиция, возникшая из опыта жизни в реальном трёхмерном физическом мире, на этот раз не давала никакой путеводной нити. Школьники на его уроках чувствовали себя так, как должен чувствовать себя ученик, начисто лишённый музыкального слуха, на уроках сольфеджио.

В одном человеке сосуществуют разные интеллекты

Теперь, оставив в стороне школу, вернёмся к процессу освоения языка и поразимся ещё раз этому загадочному явлению — тому, что задача сопоставления знаков классам объектов, непосильная для семилетнего, с необычайной лёгкостью и вовсе незаметно решается малышом от года до двух. Когда начинаешь вдумываться в это явление, оно не становится более понятным. Напротив, масштабы удивительности всё разрастаются при виде не разницы даже, а той гигантской пропасти, которая разделяет возможности одного и того же человека в решении весьма сходных задач, но с помощью разных подсистем своего интеллекта.