Мама

Каждое воскресенье, а иногда и в субботу по вечерам, и в дни получки он стоял, как бы дежурил у ворот, по­глядывая на широкую улицу, поросшую гусиной травкой. И вдруг сообщал матери деловитым, спокойным тоном:

«Маманька! Папаньку ведут!»

Из дома выбегала его мать, высокая, худая, с муж­скими сильными руками. А к воротам какие-нибудь досу­жие приятели, добрые души, подводили его отца, который самостоятельно уже передвигаться не мог и висел, под­пираемый их плечами.

Жена и десятилетний сын сейчас же начинали хлопо­тать вокруг него, объединенными усилиями протаскивали в узкую дверь, укладывали на кровать.

Светлана теперь даже не могла вспомнить его лица — только фигуру, идущую раскорякой на фоне яркой зеле­ни и цветов. И еще запомнила — взгляд.

Неужели жена могла его любить — такого? Должно быть, любила все-таки. Когда он запаздывал вечером, она сама стояла у ворот или даже отправлялась встре­чать на станцию. А когда был молодым, он, должно быть, тоже считал себя неотразимым и говорил, как Саша Боб­ров: «За меня всякая пойдет».

Светлана вспомнила, как пожалела сегодня девушку, Сашину невесту. Пожалела, уверенная в своем счастье...

Как медленно ползет по стене полоска лунного света! Это похоже на движение минутной стрелки на часах. Оно почти незаметно для глаза. Но вот и еще один цветок на обоях ушел в тень... Который может быть теперь час?

...Кто-то ходит по коридору — значит, еще не поздно.

Кто-то постучал в дверь. Светлана сказала: «Войдите!» — и только потом вспомнила, что она раздетая, лежит в кровати. Она быстро села, накинула на плечи халат.

Дверь распахнулась так широко, что стукнула о соседкин сундук, стоявший в коридоре. Вошли двое мужчин, поддерживая третьего, висевшего на их плечах. Его голо­ва была опущена, Светлана не видела его лица.

«Маманька! Папаньку ведут».

Откуда этот мальчик? Как его зовут? Светлана не мог­ла вспомнить. Ваня или Сеня? И почему он не вырос за эти десять лет?

Вошедшие мужчины сказали:

«Вот, принимай хозяина».

«Что вы делаете? Зачем вы его сюда привели?»

«Как — зачем? — сказали они.— Муженька своего не узнала?»

«Вы ошибаетесь! — крикнула Светлана.— Это не мой муж! Мой муж вон там, на диване спит».

Они засмеялись. Она увидела диван, ярко освещенный луной. На диване никто не спал, простыни и подушки бы­ли прибраны, как днем.

Мужчина, которого подвели к ней, поднял голову, она увидела, что у него лицо Кости. А взгляд у него был как у того соседа в деревне, отца мальчика.

А мальчик — Ваня или Сеня — сказал:

«Маманька, давай его уложим».

«Откуда этот мальчик? — крикнула Светлана.— По­чему ты зовешь меня матерью?»

Светлана хотела вглядеться в лицо мальчика и вдруг поняла, что видит с закрытыми глазами. Нужно поскорее их открыть...

Она открыла глаза. На стуле, рядом с кроватью, висел ее пестрый халат. Полоска лунного света дошла до сере­дины дивана. На диване подушки смяты, одеяло откину­то. Кости нет.

Светлана лежала, прислушиваясь, минуту, две мину­ты. Потом надела халат и вышла в коридор. Там горело электричество и было очень холодно. Холод шел низом, вдоль пола, к ногам.

В кухне тоже было светло. На полу около раковины, веером, большая разбрызганная лужа. Костя стоял на подоконнике, форточка была открыта. Казалось, что его волосы дымятся,— это входил в комнату морозный пар.

— Слезай сию минуту! Закрой форточку.

Она сказала это совсем негромко. С таким же вот на­калом приходилось говорить в школе, когда ребята дела­ли какую-нибудь особенную гадость. И мальчишки сразу слушались, даже пугались немного.

Константин тоже, как бы испугавшись, захлопнул форточку и соскочил с окна.

— Иди в комнату и ложись. Почему у тебя волосы мокрые?

— Я умывался.

Светлана взяла его за плечи, повернула к двери. Твердые плечи, сильные руки, которые поддерживали ее,— их сила теперь была враждебна и даже вызывала страх.

Он вернулся в комнату и лег, не сказав ни слова.

Она вытерла пол около раковины, потушила свет в кухне и коридоре.

Теперь опять все началось сначала: они лежали в темноте, лежали, прислушиваясь к каждому шороху, и каждый знал, что другой не спит.

А луна совсем ушла из комнаты.

Потом Светлане почудилось, что Костя опять хочет встать и уйти. Она вскочила и повернула выключатель. Нет, он лежал спокойно. Он быстро поднял руку, защи­щая глаза от яркого света.

Светлана сказала с брезгливой гримасой:

— Спи, тебе завтра на дежурство идти. Ты завел бу­дильник?

Будильник был заведен, как всегда, на шесть часов.

И опять молчание, темнота. Только смутные шорохи и тяжелые мысли.

Наконец она поняла, что теперь-то уж Костя по-насто­ящему заснул. И очень быстро заснула сама. И почти сейчас же — так ей показалось — зазвонил будильник.

Сразу проснуться не удалось. Когда проснулась, Кон­стантин в шинели и меховой шапке стоял у двери, соби­раясь уйти,

Он обернулся, увидел, скорее почувствовал — было еще совсем темно,— что Светлана смотрит на него.

Негромко щелкнула входная дверь. Шаги на лестни­це, потом под окнами в саду.

Светлана закрыла глаза.

И сейчас же увидела Костю, торопливо идущего к остановке автобуса.