Мама

Дойдя до головного вагона, Константин повернул назад, но пройти весь поезд насквозь было невозможно — дверь детского вагона заперта. Детский вагон с белыми занавесочками, с окнами, открытыми только с одной сто­роны, с картинками на стенах. Детский вагон можно обойти, если поезд остановится на следующей станции. Кажется, останавливается... Где же расписание? Поезд остановился. Дождь хлестал еще сильнее, молния осве­тила платформу, всю в пузырях, сейчас же вслед громых­нуло — теперь это был настоящий ливень.

Еще один вагон... и еще один... На вешалках и свер­нутые на коленях у женщин голубые, белые, синие, се­рые плащи... Нет Светланы! Если ее нет в поезде, нужно будет вернуться, как ни бессмысленно это,— ведь сколько времени уже прошло!

А может, еще раньше был поезд из Москвы и она уехала? Бегал кругом станции и не обратил внимания?

Открыв последнюю дверь, Константин вдруг увидел розовый плащ на вешалке у окна. Мокрый розовый плащ... но рядом никто не сидит. А на скамейке напротив, спиной к двери,— девушка с книгой. Темные волосы, тугой перманент, красные лакированные ногти.

Неужели можно было так ошибиться? Два раза Кон­стантин прошел мимо нее, взад и вперед. А что, если этот плащ — не ее, что, если Светланка сидела здесь, а потом вышла?

Наконец стало казаться, что и плащ не такой, ярче, более резкого цвета...

— Простите... это... ваш плащ?

Та посмотрела удивленно:

— Да, мой. Почему вы спрашиваете, товарищ капи­тан?

Глаза темные... Но ведь ничего похожего нет! Правда, там, на платформе, через стекло, через сетку дождя... да и видел-то мельком! Но такой знакомый был жест: малень­кая рука поправляет капюшон и растрепавшиеся воло­сы... Светланка! Где же она?

Константин едва догадался сказать: «Извините!» — и отошел в тамбур.

Еще раз взглянул оттуда, издали. Девушка тоже обернулась, заинтересованная, но уже с беспокойством. И сейчас же забыл про нее. Что же делать теперь? Ехать назад или домой сначала зайти?

Конечно, зайти домой — самое разумное.

Не всегда разумное решение бывает правильным. Ша­гая от станции к дому, сначала по тротуару, потом по глинистой дороге, расплывшейся от дождя, Константин был весь охвачен тревогой и предчувствием близкой беды. Ему казалось, что он идет в обратном направлении, ухо­дит от места, где он сейчас нужнее всего. Зачем она езди­ла в аптеку? Рассказ такой есть — кажется, у Мопассана. Девушка то в одной, то в другой аптеке покупает опиум, маленькими дозами, будто у нее зубы болят, а потом...

Мост через речонку... знакомый поворот налево, к Надиному дому. Сколько раз приостанавливался в этом ме­сте: свернуть налево или прямо пойти?

Мертвый, поблекший лист, прилипший к деревянному настилу, неизвестно откуда взявшийся — ведь лето! — на­помнил прошлую осень, томительное ожидание у дверей роддома, долгие вечера в больничном саду.

«Только бы все счастливо кончилось! Светланка, я тебе никогда никаких огорчений!..»

Как часто мы даем самим себе такие вот обещания — и как редко их выполняем!

Холодно как стало! Или потому, что промок насквозь? Или от мыслей холодно?.. Вот сейчас войду, вот сейчас узнаю... через три минуты... через две минуты... через одну!

Скрипнула калитка, в доме свет, в средней комнате, это значит, что тетя Леля сидит там... это ничего не зна­чит!

Дверь уже заперта. Конечно, дома одна тетя Леля, а Димка спит, а Димка болен, поэтому она не ушла к себе, а Светлана...

Постучал негромко. Сейчас же быстрые шаги, звякнул крючок, дверь распахнулась.

В передней стояла Светлана в темно-красном домаш­нем платьице, в тапочках. Посмотрела удивленно:

— Это ты? А я думала...

Она так и не сказала, что она думала, прошла в сто­ловую.

Дома Светланка, дома, здесь!.. Значит, ничего не слу­чилось? А Димка? Но ведь в аптеку заходила не она! Зна­чит, и Димка здоров. Значит, все в порядке!

Константин присел на стул, снял мокрые, грязные башмаки, на цыпочках прошел в спальню. Там горела слабая лампа-ночничок, Димка ровно дышал у себя в бе­лой постельке.

Мельком в зеркале Константин увидел свое лицо. Как же ничего не случилось, если Светланка встретила его вот таким и не спросила, что с ним стряслось, а спо­койно перебирает посуду в буфете?

Она негромко сказала из столовой: — Рубашки твои в комоде.

— Да, я нашел, спасибо.

— Хочешь водки?

Это Димкину бутылку она вынула из буфета — обти­рает его каждое утро.

Константин, стоя в дверях, уже в сухой гимнастерке, попытался пошутить:

— Внутрь или снаружи?

Не вышло! Покривились губы, отвернулся. Светлана сказала:

— А это как тебе угодно,— и поставила бутылку на стол.

Проходя к умывальнику, Константин взглянул на ве­шалку в коридоре. Розовый плащ, мокрый розовый плащ!..

— Тебе тоже пришлось выходить? Не промокла?

Конечно, у той девушки в поезде плащ был совсем другого цвета: кричащий, яркий, этот нежнее, этот...

Светлана ответила спокойно:

— Я в аптеку ездила. Ноги, конечно, промочила.

— Почему в аптеку? С Димкой что-нибудь?

— У тети Лели голова разболелась, я купила ей анальгин.

— Но почему «ездила»? Разве наша аптека...

— Наша закрыта на ремонт.