Манаус

После этих слов Аркимедес почувствовал, как волосы зашевелились у него на голове. Эта самая индейская гуийо или как ее еще называют – амазонская анаконда, могла привести в ужас не только одного «Северянина», но и большинство обитателей сельвы. Если ягуар подстерегает в засаде, если змея может отравить, то гуийо, когда выходит из своего летаргического сна на дне какого-нибудь водоема и поднимается на поверхность, чтобы утолить голод, может убить одним своим взглядом, жертва ее может умереть от страха при одном ее виде.

Говард вскочил и начал нервно прохаживаться.

– И зачем ты нас привел в это место, тогда? – спросил он с большим неудовольствием. – И что ты думаешь, мы сможем заснуть при таком соседстве?

– Рамиро не уверен, что гуийо живет там, внизу, – простодушно ответил ему индеец, – он лишь хочет обезопасить всех. Если бы Рамиро знал наверняка, что гуийо прячется под водой, то бежал бы отсюда всю ночь.

Аркимедес же был обеспокоен всерьез. Рассказывали, что самая большая анаконда, пойманная когда-либо в амазонских джунглях Колумбии, достигала в длину пятнадцати метров. Но некоторые сборщики каучука уверяли, что в глубине джунглей, в тех местах, куда белый человек никогда не заглядывал, живут анаконды способные сожрать не одного, а сразу двух человек. И та поляна на берегу этого озерца, куда они сейчас забрели, как раз и была местом, где белый человек никогда не появлялся. Могла ли в этой луже прятаться анаконда длиной в пятнадцать метров? Запросто. И если это было так, то как они смогут противостоять ей со своими ружьями и мачете? Гуийо таких размеров лишь посмеется над их мачете и пулями. Гуийо таких размеров в состоянии проглотить их всех вместе со всем, что на них одето, и с ружьями также.

Его старый приятель Федерико Контимано уверял, что как-то видел собственными глазами в верховьях Мадейры, как такая гигантская змея сожрала двух человек, сборщиков каучука, купавшихся в реке:

«…Неожиданно чудовище поднялось из воды совсем рядом с ними, – эту историю он рассказывал ему не один раз. – Оно внимательно посмотрело на них, и никто из этих ребят, хоть они и были крепкими парнями, и отличались смелостью, не смогли даже пошевелиться, словно оно их загипнотизировало, как имеют обыкновение поступать гуийо со своими жертвами. Те, кто остался на берегу, неистово кричали, но эти двое престали плыть и ждали, пока монстр не приблизился к ним и не утащил с собой на дно. Спустя немного времени на поверхности воды появилось большое кровавое пятно… И клянусь тебе, что с того самого дня я даже близко не подхожу к реке, не то, чтобы купаться там…»

Вспоминая слова Контимано, Аркимедес также припомнил, что, в самом деле, старый сборщик не отказался от своего обещания и даже среди той грязи, в которой работали серингейрос, он слыл человеком дурно пахнущим и немытым.

Распределили часы дежурства. Говарду выпало стоять первым, Аркимедес за ним и Рамиро был последним, ему предстояло дежурить до самого утра. Кострами окружили небольшой лагерь, что помогло отпугнуть москитов поднимающимся дымом и зверье светом огня, но, несмотря на эти предосторожности и на то, что Аркимедес полностью доверял американцу, ему стоило огромного труда заснуть, да и сон его был настолько хрупким, что при малейшем звуке со стороны лужи, он сразу же просыпался. Рыба, выпрыгнувшая из воды, так напугала его, что он чуть не вывалился из своего гамака, словно сама анаконда выползла на берег, и Говард, сидевший на стволе дерева с ружьем на коленях, ухмыльнулся.

– Спи спокойно, «Северянин», я не позволю, чтобы тебя проглотили.

Он и в самом деле задремал, но сон его был заполнен кошмарными видениями: огромными змеями, обвивающимися вокруг шеи, покрытыми чешуйчатой кожей и липкими выделениями, и когда американец дотронулся до него, чтобы разбудить, потому что подошло время его дежурства, он чуть не закричал.

Говард спокойно передал ему ружье, а сам пошел к гамаку.

– Не вздумай заснуть, не то все попадем на закуску.

– Ты что-нибудь видел? – спросил его «Северянин».

– Если бы я увидел что-нибудь, то мои вопли были бы слышны в самом Манаусе.

Он забрался в гамак и сразу же захрапел. Аркимедес вдруг почувствовал себя абсолютно одиноким, словно брошенным посреди этих джунглей, и он всегда будет вспоминать ту ночь, как самую неприятную, как самую тоскливую в его жизни. Он попытался было успокоиться, уговаривая себя, что анаконда может быть совсем маленькая – ну, совсем крохотное существо диной, так, метров пять или шесть, с кем можно было бы легко справиться, но в голове его продолжали всплывать истории о гигантских монстрах, и это будоражило его воображение, и он уже представлял себе змей длиной не в пятнадцать метров, а все тридцать, расположившихся в засаде среди ветвей тех гигантских деревьев, поднимающихся на высоту в срок и более метров, и готовых упасть прямо на его голову.

Спустя некоторое время начался дождь, и шум падающих капель среди ветвей, ударяющихся о листья, о землю, заглушил все остальные звуки сельвы, и теперь нельзя было отличить один шорох от другого.