Мандарины

«Надо поговорить с ним», — решила я утром, едва открыв глаза; теперь, когда слово «любовь» было произнесено, следовало объяснить Льюису, почему я отказываюсь пользоваться этим словом. Но он привлек меня к себе: «Какая вы розовая! Какая теплая!» — и у меня не хватило духа; ничто уже не имело значения кроме как быть в его объятиях теплой и розовой. Мы отправились в город; обнявшись, мы шагали по улицам, окаймленным обветшалыми домишками, возле которых стояли роскошные автомобили; местами дома, построенные ниже, отделялись от шоссе канавами с перекинутыми через них лестницами, и создавалось впечатление, будто идешь по дамбе. Под тротуарами Мичиган-авеню я обнаружила город без солнца, где весь день сияли неоновые вывески; мы катались в лодке по реке. Мы пили мартини на самом верху башни, откуда видно было безбрежное озеро и окрестности, обширные как озеро. Льюис любил свой город и рассказывал мне о нем; прерии, индейцы, первые лачуги, улочки, где хрюкали свиньи, большой пожар, первые небоскребы: можно было подумать, что он при всем при этом присутствовал.

— Где будем ужинать? — спросил он.

— Где хотите.

— Я подумал, а не поужинать ли нам дома?

— Да, поужинаем дома, — согласилась я.

Сердце мое сжалось; он сказал «дома», словно мы были муж и жена, а ведь жить вместе нам оставалось всего два дня. «Надо поговорить», — твердила я себе. Мне предстояло сказать ему, что я могла бы его любить, но не могу: поймет ли он меня или возненавидит?

Мы купили ветчины, салями, бутылку кьянти, ромовый бисквит. Мы свернули за угол улицы, где пламенела вывеска «ШИЛТЦ». У подножия лестницы, посреди помойных ящиков, он прижал меня к себе.

— Анна! А знаете, почему я так люблю вас? Да потому что делаю вас счастливой. — Я протянула губы, чтобы выпить вблизи его дыхание, как вдруг он отстранился от меня. — На балконе кто-то есть, — сказал Льюис.

Он торопливо поднялся по лестнице впереди меня, и я услыхала его радостное восклицание:

— Мария! Какой приятный сюрприз! Входите. Он улыбнулся мне:

— Анна, Мария моя давнишняя подруга.

— Я не хочу мешать вам, — сказала Мария.

— Вы нисколько не мешаете мне.

Она вошла; молодая, слегка полноватая, она была бы красива, если бы немного подкрасилась и более тщательно причесалась; синий домашний халат оставлял открытыми ее белые руки, одна из которых была разукрашена огромными синяками; должно быть, она пришла по-соседски, не дав себе труда переодеться. «Давнишняя подруга» — что это в сущности означало? Она села и сказала немного хриплым голосом:

— Мне надо поговорить с вами, Льюис.

Соленая волна подступила у меня к горлу. Льюис. Она произнесла это имя так, словно оно было ей очень привычно, да и смотрела она на Льюиса с подчеркнутой нежностью, а он тем временем открывал бутылку кьянти.

— Вам долго пришлось ждать? — спросил он.

— Два или три часа, — небрежно сказала она. — Люди снизу были очаровательны, они угостили меня кофе. С ума сойти, сколько всего хорошего они о вас думают. — Она залпом выпила стакан кьянти. — Мне надо сказать вам очень важные вещи. — Она метнула взгляд в мою сторону. — Личные вещи.

— Вы можете говорить в присутствии Анны, — сказал Льюис и добавил: — Анна француженка, она приехала из Парижа.

— Париж! — молвила Мария, пожав плечами. — Дайте мне еще немного вина. — Льюис наполнил ее стакан, и она сразу выпила его. — Вы должны помочь мне, — сказала она, — кроме вас некому...

— Я попробую.

Поколебавшись, она решилась:

— Хорошо, я введу вас в курс дела.

Я, в свою очередь, налила себе немного вина, в тревоге спрашивая себя: «Неужели она останется здесь на всю ночь?» Мария встала и, прислонившись к печке, с пафосом изложила историю, где речь шла о замужестве, о разводе, о несбывшемся призвании.

— Вы-то добились своего, — говорила она требовательным тоном. — Для женщины все не так просто; мне надо закончить книгу, а там, где я нахожусь, невозможно писать.

Я едва слушала ее и в ярости думала, что Льюису следовало найти способ избавить нас от нее; он говорил, что любит меня, и прекрасно знал, что наши часы сочтены, так как же? Но он вежливым тоном спросил:

— А ваша семья?

— Почему вы меня об этом спрашиваете? Моя семья! — Мария нервно собрала лежавшие на столе бумаги, скатала их в комок и с силой швырнула к мусорному ящику. — Ненавижу беспорядок! Нет, — продолжала она, пристально глядя на Льюиса, — я могу рассчитывать только на вас.

Он встал со смущенным видом:

— Вы не голодны? Мы собирались ужинать.

— Спасибо, — сказала она. — Я ела сандвичи с сыром, с американским сыром, — подчеркнула она слегка вызывающим тоном.

— А где вы будете спать этой ночью? — спросил он. Мария расхохоталась:

— Я не буду спать: я выпила десять чашек кофе.

— Но где вы проведете ночь?

— Вы ведь меня пригласили, не так ли? — Она взглянула на меня. — Разумеется, если я соглашусь, другим женщинам в доме не место.

— Беда в том, что здесь есть другая женщина, — сказал Льюис.

— Надо выставить ее вон, — заявила Мария.

— Это трудно, — весело отозвался Льюис.