Манекен за столом. Роман-антиутопия. Часть 1 (СИ)

- Пусть сам выпутывается. - Я помолчал и сказал в сердцах: - Да не могу я этот чехол видеть.

- Понимаю... - сказал Лагуна, кивая.

Видимо, он опять вспомнил про свою поездку, и, пока готовили уху, пока молча выхлёбывали её, он поёрзывал и всё поглядывал на солнце, застывшее в зените.

Мы распрощались с Бобом, сытым, сонным.

Когда мы отплыли, Боб залёг в тень, надвинул шляпу с широченными полями на глаза и тут же уснул.

Боб собирался стать детективом.

На берегу мы спрятали лодку между валунами, и Лагуна торопливо ушёл, сказав, что, как вернётся, зайдёт ко мне.

А я пошёл домой. На улице было очень жарко, всё, по-обыкновению, раскалилось и дышало жаром, а тонкий слой белой пыли на дороге стал ещё бесцветней.

Всё становилось в такую жару бесцветным: и небо, и деревья, и машины, и люди, которых не было видно.

Так было и на следующий день, когда я сам отправился к Лагуне.

Я обошёл огромный гараж, куда загонялась махина грузовика, обошёл сам полуразрушенный дом, в котором обитал Лагуна, посвистел. Никого.

"Не приехал Лагуна, - подумал я. - Не приехал".

На обратном пути я неожиданно встретил Мимику, девушку, работавшую в обсерватории. Обсерватория появилась здесь недавно. Мимика заметила меня издали и заулыбалась. Она была славной девушкой.

- Ой, здравствуй, Пик! - сказала она.

- Привет, Мимика, - сказал я. - Как тебе не жарко?

- Очень даже жарко! - воскликнула Мимика. - Ты куда?

- К себе, - сказал я. - А ты?

- На станцию, естественно. Лагуну не видел?

- Он уехал в столицу.

- В самом деле? А когда приедет?

- Должен сегодня. Я его жду.

Мимика на миг опустила глаза, словно хотела что-то сказать, но сдержалась.

- Ну, пока! - сказала она. - Ты, наверно, изнываешь.

- Я-то ничего, - сказал я. - Смотри, ты не раскисай в этом протуберанце.

- Вот и вправду протуберанец, - улыбнулась Мимика. - Заходите к нам.

Я тоже улыбнулся, кивнул девушке и пошёл дальше. Я хотел узнать, что же всё-таки случилось у Корки.

Виллу Корки, одну из самых богатых у нас, окружает, как и многие другие, высокая толстая каменная стена.

Сад, пышный, разросшийся, будто пояском стягивается этой стеной и нависает над ней.

Я залез на неё, раздвинул ветки и стал вглядываться в сад.

Чувствовалось, что там, в густой, как чернила, тени, прохладно и хорошо. Я, извиваясь, как змея, пополз по широкому гребню.

Я, в общем, неплохо знал этот сад с его чудесными цветниками, с фонтаном в центре, но сейчас не мог понять, куда спрыгнуть.

Земли видно не было. Она была где-то внизу, по правую сторону стены, закрытой листвой. Я ухватился за толстую наклонную ветку дерева, почти горизонтальную и, перебирая руками, добрался до ствола.

Здесь, скрытый со всех сторон густой листвой, я стал размышлять.

Если продолжать дальше двигаться по деревьям, то легко можно сбиться в сплошном нагромождении зелени и, не приведи случай, спрыгнуть около террасы, где сейчас отдыхает всё почтенное семейство, встречаться с которым у меня не было никакого желания. А Корка должен быть дома. Интересно, что же у него случилось?

Я спустился вниз и пошёл по саду. Я миновал пустой гамак, висящий над землей, тронул его и двинулся дальше. Сзади послышался приглушённый лай собак. Лай был густой и грозный.

Я обернулся, но ничего не увидел, кроме кустов и качающегося гамака над вытоптанным овалом земли.

В джунглях, конечно, красивее. Там снуют вверх-вниз разноцветные птицы, быстрые, как лучи, и на лианах раскачиваются любопытные, ловкие и осторожные обезьяны, маленькие, коричневые и кривоногие.

Они всегда внимательно смотрят тёмными и блестящими, как пуговицы, глубоко посаженными глазами, и срываются с места внезапно и потешно, дико взвизгивая при этом и проворно перепрыгивая с лианы на лиану.

А после дождя в джунглях всё блестит, как лакированное, и на широких мясистых листьях застывают крупные алмазные капли воды, и подрагивают, и никак не могут скатиться.

Сразу после дождя в какой-то миг всё оживает, в одно мгновение, будто распускается огромный звуковой бутон, и голова идёт кругом от трелей, уханья, бульканья, потрескивания на всех ярусах...

В саду не то, чтобы всё было ухожено или строго. Как-то обжито, будто потрёпано.

Орхидеи, яркие, округлые, неожиданных расцветок, похожие на танцовщиц, будто жалуются.

Я дошёл до дома. В этой части стены были три больших окна, все расположены высоко от земли.

Сейчас они были распахнуты настежь. Было видно, как безвольно висят внутри лёгкие занавески, сбитые к краям в гармошку.

Из крайнего окна вылетел яблочный огрызок. Несколько ярких птиц тотчас сорвались с дерева и набросились на него.

Я огляделся, убедился, что вокруг никого нет, облюбовал себе дерево неподалёку и, поплевав на ладони, полез по совершенно гладкому стволу, помогая себе коленками. Жаль, что до окна так высоко и до коротенького карниза крупнозернистая стена без никаких выступов.

Я покрутил головой в листве. Я едва держался на тонких ветках, стараясь приблизиться поближе к окну.

Теперь оно находилось совсем рядом от меня.

Длинный назойливый лист лез в глаз, и я, оторвав руку на мгновение от ветки, смахнул его.