Манговая дудочка

И вот Опу дома! Добрых две недели он ходил по деревне и рассказывал всем о своём удивительном путешествии. Сколько чудесного он видел… Железную дорогу, по которой бегают поезда! Куклу, которая, если ей нажать на живот, начинает, как припадочная, дёргать ногами и руками и бить в бубен. А Омола…

И где только он не был! Сколько видел прудов, заросших лотосами! Мимо скольких деревень проходил, по скольким лугам и полям! Однажды, когда Опу захотел пить, они с отцом зашли в кузницу. Хозяева оказались очень приветливыми, они позвали мальчика в дом и угостили дудх-чинре́-баташа́[41]. Опу даже не знал, о чём рассказывать, так он был переполнен впечатлениями. Описание железной дороги потрясло Дургу.

— А эти железные рельсы, они очень длинные? — несколько раз переспрашивала она. — И провода висят? Ты сам видел поезд? Правда?

Нет, поезд Опу не видел. И в этом виноват отец. Если бы они подождали у железной дороги несколько часов, тогда Опу непременно бы увидел поезд. Но Опу так и не удалось уговорить отца…

Шорбоджоя вышла из дому во двор, наткнулась на какую-то длинную верёвку, раздался шум, и на землю упали два шеста. Всё это произошло мгновенно. Ни подумать, ни понять, что же произошло, времени не было.

Вскоре вернулся домой Опу. Едва войдя во двор, он замер, не веря своим глазам. Что это? Кто порвал его телеграф?

На земле он заметил следы ног. Это могла быть только мама, больше никто! Только мама, больше никто! Опу вошел в дом и увидел, что мать сосредоточенно чистит косточки плодов хлебного дерева. Мальчик остановился и посмотрел на мать таким взглядом, каким, как ему казалось, сын Арджу́ны[42] смотрел на войско врага.

— Ты что же, мама, разве не знаешь, что я еле дотащил из леса эти два шеста? — сказал он срывающимся от обиды голосом.

Шорбоджоя оглянулась и неуверенно переспросила:

— Какие шесты? Что случилось?

— Разве я не страдал? Разве я не изодрал руки и ноги о колючки?

— Что ты говоришь, как дурачок? Что случилось?

— «Что случилось»! Я с таким трудом натянул телеграфные провода, а ты их порвала!

— Вечно ты что-нибудь выдумаешь, сынок! Откуда мне знать, что́ ты там натянул поперёк дороги — телеграф или не телеграф! Я очень торопилась, вот и порвала. Что же мне теперь делать?

И она снова занялась своей работой.

Какая бессердечность! А Опу ещё думал, что мама любит его, но теперь он понял свою ошибку. Опу никогда не мог даже предположить, что у него такая жестокая и бессердечная мать! Вчера он потратил целый день, бродил по манговой роще Палита, по бамбуковой роще уважаемого учителя, с трудом сорвал свисавшие с высоких деревьев длинные лианы. Опу собрался играть в железную дорогу — всё уже было готово, и вдруг…

И Опу захотелось сказать матери что-нибудь резкое, грубое. Он постоял немного и, не придумав ничего другого, сказал громким, пронзительным голосом:

— Сегодня я не буду есть рис. Никогда больше не буду есть рис!

— Не хочешь — не ешь. Можешь уходить. Ты что думаешь, если ты поешь рис, ты осчастливишь меня? У меня нет ни минуты свободного времени, всё время занимаюсь стряпнёй. Посмотрю, кто тебя накормит, когда ты проголодаешься!

Через мгновение Опу в доме не было. Он испарился, словно камфара. Дурга, которая входила в это время в дом, еле успела посторониться в дверях, пропуская Опу. Брат словно вихрь пронёсся мимо неё.

— Опу! — удивлённо крикнула она ему вслед. — Куда ты так спешишь? Что случилось? Опу, послушай…

— Твой Опу стал каким-то чудны́м, — сказала мама. — Весь высох и почернел. Натянул что-то посреди дороги, а я проходила и порвала. Что же делать теперь? Я ведь не нарочно порвала. А мальчишка сердится: «Не буду есть рис!» Ну и пусть ходит голодный. Вы что думаете, если лишний раз поедите, то очень обрадуете меня?

Дурге пришлось стать посредницей между матерью и братом. После долгих поисков, часам к двум дня, она нашла Опу. С окаменевшим лицом он сидел на стволе упавшего мангового дерева в саду Рая.

Но, если бы вечером вы заглянули во двор и увидели Опу, вы бы ни за что не поверили, что это тот же самый мальчик, который, обидевшись на мать, ушёл из дому.

Вернувшись домой, Опу с удивлением увидел, что всё в порядке — во дворе из одного конца в другой опять были натянуты провода. Совсем как телеграфные провода вдоль железной дороги!

Опу тотчас же побежал к Шоту.

— Шоту, — сказал он, — во дворе нашего дома натянута проволока. Пойдём, мы будем играть в железную дорогу.

— А кто повесил проволоку?

— Наверное, мама! А шесты поставила диди!

— Ну и играй сам, а я не хочу.

Опу подумал, что звать больших ребят бесполезно. Кто его послушает? Всё же он ещё раз пошёл к Шоту. С безнадёжным видом, в смущении держась рукой за угол веранды, жалобным голосом он тянул:

— Шоту, пойдёшь ко мне? Будем играть втроём — ты, я и диди. — И он горячо добавил: — Я нарвал столько листьев для билетов. — И Опу широко развёл руками, показывая, как много листьев он нарвал. — Вот столько! Пойдём.