Мангуп

От прикосновения Титай вздрагивает, сжимает пальцы. Видно, как напрягаются мышцы на руках под браслетами. Но приподнятая было голова падает обратно, он благодарно шепчет:

— Алексей… — Сердце бьется гулко, жарко от резкого пробуждения. Титай переворачивается на спину, выбираясь из-под копны волос. Смотрит снизу вверх туманно. — Все в порядке?

Заостренные обычно черты лица сейчас смягчены сном и тенями. Тепло… Князь укрыл, значит. Вот бы никогда не выходить из этой крепости. Кажется, редкая тюрьма бывает лучше свободы, и волк начинал когда-то есть с человеческих рук, став собакой. Титай закусывает губу, пугаясь собственных мыслей, но так и не успевает в них погрузиться. Князь смахивает этот морок, гладит по виску, нагоняет дрему. И Титай засыпает снова, даже не дождавшись ответа.

Алексей решает его больше не тревожить, поправляет одеяло и наклоняется, не удержавшись от того, чтобы поцеловать высокую скулу. Слишком много нежности нашлось, когда увидел его таким… мягким в полудреме. Удивительно, каким все-таки разным он может быть: поднимать бунты, принимать наказание за других и вот так выглядеть, как самый красивый южный цветок из Парсы.

Алексей покидает башню, возвращаясь во дворец за полночь. Кажется, он не был в своих покоях с той ночи после пира. И, зайдя туда, в идеальном порядке все равно видит отголоски воспоминаний: раскиданную по полу одежду, поднос с фруктами на ковре, блестящие кольца, за окном вспышки молний. Видения эти набрасываются, кружат, и Алексей поддается, обрушиваясь на кровать. Утром. Все утром.

Глава 5. Семья

Нож глубоко входит в чужое горло, кровь брызжет на белую стену, медленно стекает крупными густыми струями. Титай падает на мостовую с предсмертным хрипом, а собственные руки в чужой крови так и не могут дотянуться, ухватить — до него не добраться, как быстро бы Алексей ни бежал.

Ухмылка Джахана, палящее солнце, ослепляющее глаза, паруса, бьющиеся на ветру. По трапу рабы поднимают сундуки, заводят красивых коней, что гнут шеи, встают на дыбы и не желают покидать землю. Титай то склоняет покорно голову, то упирается, вскидываясь, как те кони, оборачивается на князя. Кричит, но слов не разобрать, они идут как сквозь толщу воды. Голос звучит в голове сам, отдельный от видимого глазами, рычит раскатами гнева: «Ты предатель. Это у вас в роду. Предатель».

Алексей подскакивает на сбитой постели. Простыня липнет к взмокшему телу, оплетает ноги. Колотится сердце, подбивает под самое горло, мешает дышать. Чтобы согнать злой морок, недостаточно просто провести по лицу. Чтобы прийти в себя, недостаточно оказывается и подняться с кровати. На улице только начало светать. Еще прохладно, из птиц лишь соловьи заливаются в кронах деревьев под окнами. Князь быстро одевается и так же стремительно покидает дворец. Просто нужно увидеть его прямо сейчас, убедиться, что все в порядке, что Титая не нашли, не забрали. Что есть еще время. Только нужно унять грохот в груди по дороге. Это сон просто. Просто сон.

В башне тихо. Алексей кивком здоровается с Алесом, недавно принявшим вахту, и осторожно, чтобы не разбудить раньше времени того, кто внутри, открывает дверь. Свеча давно догорела, но новую уже не ставит, оставляя комнату в синеватом предрассветном мраке. Находит взглядом кровать, спящего Титая и просто ложится рядом поверх одеяла.

Кто-то смотрит сквозь узорчатый затвор окон. Кто-то наблюдает, как по белой дороге в полутьме удаляется приметная фигура высокого человека. Княгиня за многим следит, но еще больше — видит. Она тихо шепчет что-то подошедшей служанке, не сводя взгляда с окна. Руфина кивает и уходит выполнять поручение.

Женское крыло дворца живет по своим правилам, обычно позволяя мужчинам досыта играть с властью. Но когда на безупречные светлые камни ее столицы проливается кровь, Василина понимает, что настало время для нового гобелена.

Одеяло шевелится. Из-под него показывается Титай. Окутанный теплом и запахом трав из подушки, трет глаза.

— Соскучился, князь?

Видел его ночью. Но спал один, это точно. Значит, Алексей пришел уже после. Странно, волнительно и неловко понимать, как часто они видятся. Титай высвобождает из-под одеяла руку, тянется к лицу князя, заправляя за ухо прядь светлых волос, та завивается локоном. Алексей выглядит измотанным.

— Дурной сон? Или уже успело что случиться?

Покидая дворец, князь не думал ни о чем, но сейчас голова проясняется, вырисовывается план на день: что нужно будет сделать, с кем поговорить… Проснувшийся Титай отвлекает князя от тягостных дум. Князь улыбается мягко, смотрит в сонные глаза. Любуется им — диковинным, почти диким и в то же время удивительно понятным. Тревоги на время отступают. Он успокаивается, прогоняя суматоху из головы и сердца. Страх — липкая штука, но и избавиться от него легко. Достаточно просто этого захотеть.

— Дурной сон. — Алексей кивает, целует Титая мимолетно в середину ладони, просто так. — Приснилось, что тебя не стало. По моей вине. А потом все сменилось, и тебя уже грузили на корабль, а ты смотрел на меня с укором.