Ликующее чувство освобождения пришло к ним обоим. Ветер словно сдергивал с их душ усталость, нервное напряжение, изнурительный труд последних месяцев. Волшебство, щедрость, радость жизни снова охватывали их. Ревущий воздух, обтекающий их тела, словно омыл, вернул Жандосу и Халелбеку чистоту зрения и души. Вечная ликующая сила земли вливалась в них, придавая уверенность во всем, о чем только что думали и беседовали.
Халелбек прислушивался к работе буровой. Долгие годы изощрили слух мастера, и он по реву двигателей, лязгу и звону металла, по другим звукам, говорящим только ему, определял, как идет дело.
— Закончат сегодня подъем, — уверенно сказал Халелбек. — Начнем бурение… Толковый этот Тюнин. Ты на него глаз положи. Мастер будет — что надо! — и лицо его в сумрачном свете приняло то теплое выражение, которое бывает у людей, думающих о чем-то хорошем.
— Тюнина держу на примете, — откликнулся Жандос. — Подучится людьми руководить — и мастер. Отпустишь его?
— Жалко! — сознался Халелбек. — На подмену ему нет никого, — добавил он тише.
— Что? — не расслышал Жандос и нагнулся, шагнув ближе к Халелбеку. — Черт возьми! — ругнулся он, споткнувшись о трубу. Страшная сила изогнула ее в форме латинской буквы «S». Даже во тьме «макарона», вытащенная из скважины после аварии, зловеще чернела.
Жандос с досадой наступил на нее ногой.
— Увезли бы отсюда в утиль. Чтобы глаза не мозолила.
— Нет. Пусть полежит. Я бы ее вообще к нашей бригаде навечно приписал. Перевозил бы вместе с буровой. Как память…
— Память? И верно! — Жандос рассмеялся. — Представляешь, раскопают археологи когда-нибудь эту хреновину и начнут спорить. Откуда? Какой век? Для чего служила? Красивую табличку присобачат: «Загадочный предмет космической эры».
— Да, они уж докопаются… — рассеянно сказал Халелбек. Он прислушивался к чему-то, вглядываясь в темноту. Жандос тоже посмотрел в ту сторону, куда повернулся мастер. Вдали мелькнул и пропал свет фар. Наверное, машина огибала холм, вдоль которого шла дорога.
Халелбек поднес близко к глазам мерцающий циферблат часов.
— Вахта сейчас будет. Минут через пятнадцать подъедут ребята.
— Хорошо. На этом автобусе и вернемся в Узек.
— Ты поезжай, а я здесь останусь. Погляжу, как бурение пойдет.
— Ты что? Нас же Алексеенки ждут! Сын у Юрия родился. Той у них сегодня. Забыл?
— И верно… Со всеми этими делами — замотался… — он протяжно вздохнул. — Нет уж, поезжай-ка ты один…
— Не прощу! Нехай живет теперь как хочет! — Жандос очень похоже изобразил Алексеенко. Они засмеялись.
— Ехать, что ли? — не мог решиться Халелбек. — Ведь точно обидится.
— Конечно, поедем! Чего мудрить?!
Жандос стоял рядом с мастером, чувствуя то особое расположение, душевную общность, что бывает между людьми одной работы, одной судьбы. Такое случается нечасто, потому что каждый человек привык глубоко в себе прятать самые сокровенные порывы, затаенные и гордые мысли. Но бывают минуты, когда вдруг открывается истина: рядом с тобой не просто друг или единомышленник… Нет, рядом с тобой человек удивительно близкий.
Так размышлял Жандос, а Халелбек вполголоса разговаривал с Тюниным, который подошел посоветоваться. Они говорили негромко, и звуки человеческой речи естественно и мягко вливались в гул буровой. Он то усиливался, когда вытаскивалась очередная «свеча», то затихал… И это напоминало рокот моря.
В делах людей, думалось Тлепову, бывают разные периоды. Как бы отливы и приливы. От чего они зависят? От биологических ритмов, которым подчинено каждое живое существо на земле? Возможно. Это как часы Земли, заведенные самим Космосом, и когда задумываешься об этом, то видишь свою жизнь, маленькую, короткую, которая втекает в общее, громадное Время.
Похоже, что сейчас их властно захватил прилив — так чисто и радостно на сердце, — и теперь важно использовать эту мощную волну, копить уверенность в себе и в успехе дела, которое они задумали. Тогда ничто на свете не покажется трудным, невозможным или непреодолимым. Это как свет звезд. Он идет долго. Даже страшно подумать, какое расстояние приходится преодолевать лучу. Но все равно звездный свет доходит до земли. Жандос запрокинул голову. Мгновенные искры чертили небо. Это падали августовские звезды, и, как в детстве, глядя на проносящиеся светлячки-метеоры, он загадал желание.
— Звездопад! — вслух проговорил Тлепов.
Ему хотелось, чтобы Халелбек и Тюнин тоже взглянули на небо.
VII