Отец воспитывал её один, совсем обезумел за те месяцы, пока дочь лежала в больнице, а когда её выписали, явился к Гуревичу с цветами, как к даме сердца; клялся, что будет помнить всё, что сделал для них доктор.
Аркадий Янович, симпатичный мужик, да…
Глупость, конечно, твердил себе Гуревич, набирая номер, он тоже ничего не сможет, только в неловкое положение поставишь. Но хоть узнать, что думает профессионал… Трубку сняли, и встрепенулись, когда Гуревич назвался: «Да-да, конечно, – проверка? Мне приехать с Ниночкой? Вообще-то у нас всё в порядке».
– Да нет, – помявшись, проговорил Гуревич, – я по личному делу, Аркадий Янович. Можем мы пересечься… где-то в центре?
И они договорились о встрече.
В те нежные времена ранней кооперации там и сям возникали соблазнительные едальни. Скромно-денежный Гуревич перебирал варианты – всё сплошь кошмарные по тратам. На Белинского, куда после работы удобно добраться и ему, и Аркадию Яновичу, было три заведения. «Воды Лагидзе» – прохладный зал с низкими потолками, витражами и винно-грузинской атрибутикой. Там, конечно, очаровательно, на стойке – ряд цветных конусов с сиропами: нарзан, дюшес, тархун… Но из еды только лаваш дают, а когда спросишь, что бы поесть, смотрят неодобрительно. И лимонад, зараза, как шашлык стоит: рупь с чем-то за стакан. Да ну их к чёрту!
Слева от «Лагидзе» – опять грузинское кафе, «Сачино», и уж там-то жратва настоящая: выносят тарелку с благоуханной бараниной, плавающей в густом соусе с кинзой (соус потом можно подобрать лавашем, отдельный бонус); и аджабсандал, тушёные баклажаны, готовят обалденно… Нет, прочь, подбери слюни, доктор! У Кати сломался замок на её древней, ещё студенческих времён сумочке; пора уже новую купить, – позорник ты, Гуревич, а не муж!
Выбрал он наконец двухэтажную столовую на Белинского – её недавно переделали в Десерт-холл. Полная фигня, но кофе неплохой и к нему кое-какие бутерброды. Тоже обдираловка, по семьдесят копеек, хотя красная им цена – двадцать две. Но вид уж очень хорош через высокие просторные окна – на Симеоновскую барочную церковь.
…На неё Гуревич и смотрел, пока Аркадий Янович, поднимая мохнатые чёрные брови над очень светлыми, как бы выгоревшими глазами, читал стихи в тетрадке. Гуревич-то уже всю тетрадку наизусть выучил; он, можно сказать, под эти стихи жил последние недели: дежурил, принимал и осматривал пациентов, с Мишкой гулял, лук и картошку чистил. Он полагал, что Аркадий Янович точно так же, как он, зависнет над каждым стихотворением, каждой строкой – горькой, прекрасной, безотрадной…
Но тот, пробежав глазами первую страницу, тетрадку закрыл и молча уставился на Гуревича.
– Я понимаю, – заторопился Гуревич, – не всё возможно опубликовать, но… там дальше есть и лирическое. Мне кажется, что…
– Семён Маркович, – мягко перебил редактор, – откуда у вас стихи Шелягина? И во что вы собрались ринуться? То есть неважно, я не это хотел… Я вам за Ниночку благодарен по гроб жизни, что называется… Но вы ж понимаете: за эту публикацию мы оба с вами рухнем в тартарары с чадами и домочадцами.
– Но ведь стихи замечательные! – воскликнул Гуревич. – И что такого в этом: «борщи лиловые!» Сильные образные стихи, и… – он подвинул к себе тетрадь:
ну что, что здесь крамольного?!
мягко, наизусть подхватил Аркадий Янович, которому, как выяснилось, стихи Шелягина давно были знакомы:
– Рассказать вам, как его «лечат»? – спросил Гуревич. – В случаях неповиновения, а он, судя по всему, в этом из первых, наказывают «Сульфозиновым крестом». Сульфозин – это взвесь серы в персиковом масле, внутримышечно. Вызывает пирогенный эффект: резко повышается температура, до сорока градусов. Ну и страшная боль в местах инъекций… Весьма эффективное средство укрощения: в туалет потом по стеночке ползёшь, тебе уж не до восстаний… А крест – тот похлеще: четыре инъекции сразу: под лопатки и в ягодицы. Представили? И всё же есть ещё кое-что похуже: когда «сульфа» идёт с галоперидолом без корректора. Милый такой букет ощущений: температура и боль от сульфазина на фоне чудовищных судорог от галоперидола…
Аркадий Янович молчал, только отодвинул тарелку, вместо неё положив на скатерть обе руки: кулаки сжаты, костяшки побелели.
– Вы читали «Историю инквизиции» Льоренте? – спросил он. И когда Гуревич помотал головой, сдавленно произнёс: – Почитайте при случае. Познавательно… для ознакомления с родом человеческим.