Манифест Рыцаря (СИ)

— Где здесь ближайшая кузница?

— Ты чего, парень? — хрипло поинтересовался тот. — Сильно тебя по голове били? Спятил, ночь на дворе! Кто и что будет в такое время ковать…

— Говори! — Левр и сам от себя не ожидал, что стукнет кулаком по стойке. Трактирщика это не напугало, скорее, напротив, вернуло к его прежнему состоянию дремы.

— Ближайшая за углом, как от конюшни отойдёшь, — пробормотал он. — Хотел бы я глянуть, как тебе наш кузнец ответит. И железяки эти твои тебя не спасут…

Хотя весь вечер ему казалось, что он больше никогда не сможет надеть ничего тяжелее шерстяного плаща, веса на себе он почти не ощущал. Ещё не подойдя к кузнице, Левр уже точно знал, что найдёт беглянку там, и замедлил шаг: у неё совершенно точно был его меч, и это была бы постыдная смерть.

Но, когда он осторожно заглянул в мастерскую, в руках у неё были какие-то щипцы, и она безуспешно пыталась сковырнуть хотя бы одну клёпку с правой ноги. Левр скользнул назад, за дверь, стараясь остановить усилием воли вновь забившееся сердце. Ему следовало найти оружие, и, раз уж они оба были в кузнице, шансы были велики.

Он глянул ещё раз, успев убраться за мгновение до того, как она встревоженно подняла взгляд от своего занятия. Меч лежал перед ней на земле, но юноша не сомневался, что не успеет сделать и шагу вперёд, как она пустит его в дело. Кузнечный молот — исключён. Левр никогда не пробовал даже взять его в руку и сомневался, что сможет с ним управиться. А что касается трёх клинков слева от воеводы, он не был уверен, что они наточены.

С другой стороны, зачем ему заточенный меч? Убивать беглянку он не собирался. На мгновение Левр зажмурился. Ему не нужно было заглядывать в тептар — оставленный под матрасом в гостинице, — чтобы помнить своё «первое правило», которое он в очередной раз нарушал.

Потому что боялся. Даже зная, что ноги и руки Туригутты скованны, что она меньше ростом, весом, что она ослаблена месяцами голодовки и заключения, он боялся. Даже тогда, когда ринулся в кузницу, надеясь схватить пленницу сразу и избежать сражения.

И, конечно, не избежал.

***

…Юнец был чертовски хорош. До чего он был хорош!

Тури, конечно, предпочла бы клинок полегче, свободу рукам и ногам, да и поддержка верных соратников не помешала бы. Но и без них она не намерена была отступать. Отступать ей было некуда. И без того, бегая от него по кузнице и опрокидывая все подряд ящики с инструментами, она несколько раз едва не упала носом в землю.

И всё же женщина не хотела его убивать. Это было неправильно. Это было необходимо — но совершенно неправильно. И с этой же самой минуты она начала сдавать позиции, совершенно того не желая. Это обозлило её почти до потери самоконтроля. После всех этих лет, после того, как раз за разом Тури теряла всё, что было ей дорого, начиная с надругательства над собой едва ли не целым вражеским кланом и заканчивая отобранными воеводскими ножнами и воинским поясом! Неужели после всего свобода должна стоить жизни этого милого, ни в чём не виноватого мальчика с рыцарскими замашками?

Если она должна была стоить, что ж. Возможно, удастся его достаточно тяжело ранить, чтобы обездвижить. Может быть, уронить ему на ногу наковальню?

Но он был чертовски хорош и в увёртках тоже. Сражение перешло в стадию обоюдного отчаяния. Почти насмерть. Точно насмерть. Тури отбежала насколько смогла, дёрнула за торчащую с навеса ткань — вниз посыпались гвозди и металлические заготовки. Он швырнул ей под ноги пустое ведро. Снова столкнулись их мечи. Будь у неё свободны руки, и то она не смогла бы противостоять силе, с которой отчаянный Мотылёк вкладывался в каждый удар. Если это был его план измотать её, то он мог оказаться весьма успешным. Ей нужно было применить хитрость и скорость, главные составляющие её успеха.

Если бы только противник давал ей время. И всё же порывистость юности не могла не уступить знанию и опыту, а этого у Тури хватало. Она знала сотни обманных ударов, трюков, подлых способов отвлечь противника. Сработал первый же из них, когда она согнулась, хватаясь за бок и опуская его меч, и он сделал то же, подаваясь ближе с беспокойством на лице.

В следующую секунду Тури всем весом прижимала его правую руку к земле, коленом упираясь в потрёпанный и исцарапанный нагрудник, а ногтями впившись ему в шею.

— Послушай, — сквозь зубы прошипела она ему в ухо, нажимая ниже кадыка цепью, — я не хочу убивать тебя, Мотылёк. Просто сдайся. Скажешь, что я дала тебе по голове и смылась. У тебя еще нет звания, тебя не накажут. Никто не пострадает. Скотина Ларат отсидит в колодках и отправится домой. Я просто исчезну. Сдавайся.

— Нет.

— Умирать больно, мальчик. Сдавайся.

— Я дал слово! — И он отбросил её назад, попятился, переводя дух. Тури сжала зубы, заставила себя собраться — ей нужно было всего лишь не потерять точности, ринувшись на него с его же клинком и угодить в пространство между плохо пригнанными деталями, но в эту минуту загрохотали, распахиваясь настежь, дощатые двери. В проёме появилась тёмная фигура невероятных размеров. Оба замерли.