Манифест Рыцаря (СИ)

С того самого мгновения, когда он вздумал пререкаться с мастер-лордом, Тури знала, что кончится всё чем-то вроде этого. Она заставила себя проглотить собственный страх и привычное ожидание боли, она заставила себя уйти в приятные воспоминания прошлого, чувства, мгновения — триумф, победа, прикосновения, улыбки…

Друзья и соратники, слёзы счастья, смех после завоёванных границ, трофеи, в конце концов. Только чтобы не видеть и не знать, что её обязательно ждёт. И она почти преуспела. По крайней мере, Тьори, известный как закоренелый мужеложец, вряд ли позарился бы на её сомнительные прелести. А значит, её скорее должны были избить.

Но вместо этого долбаный Мотылёк решил погеройствовать. Его горячечная речь включала страстные высказывания о «чести звания», «позоре рода и родины», «верности» и что-то такое ещё особо флейянское. На её отчаянные гримасы в её сторону он не реагировал. И заткнулся, только получив удар в лицо.

Тури помнила, что такое быть пойманной, и не только в плен. Пленению, по крайней мере, полагалось сопротивляться, в отличие от официального ареста. Помнила, как явились королевские воины в чёрных плащах, как скрутили её и никто из её воинов не шевельнулся, ожидая её команды, приказа, хоть одного слова. И всё, что она сделала, — это послала им улыбку и тихое: «Разойтись». Но что она могла сделать с этим молодым идеалистом, который уже с десяток раз, если не больше, пропал бы без неё за последнюю неделю?

Что она могла сделать теперь, когда он намеревался стоять на своём до смерти, несомненно, мучительной, когда не представлял собой никакой силы? Что он мог противопоставить Оттьяру и его прикормленным дозорным? Что она могла бы противопоставить — чего делать не собиралась и своему порыву удивилась?

— Ты такой идиот, Мотылёк, — простонала она на ильти тем не менее, когда он получил первый удар. И вздрогнула, отвернулась, когда с обеих сторон ударили второй и третий, по ногам, кидая его на пол.

Не впервые, в тысячный раз Тури видела это: брызги крови, разлетающиеся с его тяжёлым дыханием и кашлем, тихий, короткий вдох перед тем, как с него сорвали нагрудник, только чтобы ударить в живот, и после удары было сосчитать сложно. Но, израсходовав силы на него, они не тронули её, и это было в новинку.

Даже когда прилизанная скотина Оттьяр велел отволочь обоих в темницы Дозора, Тури получила лишь пару пинков под зад.

«Он может умереть, — вздохнула тяжело Тури, не рискуя перевернуть юношу, свернувшегося на полу. — Так и так, конечно, помирать…» Но, недолго поборовшись с собой и оглядев других заключённых в соседней, более просторной клетке — угрюмый пьяница, двое угрюмых золотодобытчиков в колодках, старик, может быть, уже мёртвый, с головой закрывшийся каким-то тряпьём бродяга, — она опустилась рядом с Левром. Аккуратно, вспоминая навыки, которые желала бы никогда не применять, ощупала его виски — он тут же дёрнулся.

— Я жив, — донеслось едва слышное, — вы целы, сестра-мастер? Они ничего не сделали вам?

— Степные духи и проклятие ада! — прошептала она, наклоняясь. — Не шевелись. Челюсть цела. Шея тоже. Давай, осторожненько, усадим тебя…

Больше всего досталось его носу и бокам, как она могла заметить. Кажется, при падении он сгруппировался, защищаясь от слишком серьёзных ударов. Но Чернобурка видела слишком много смертей от побоев, чтобы оставаться оптимистично настроенной. Тури оглянулась в поисках воды. Её не было.

— Эй, приятель, а попить не найдётся? — окликнула она безразличного охранника, по ту сторону решетки угрюмо ворочавшего мешки. Он едва глянул на неё:

— Вы тут ненадолго. Обойдётесь.

— Ничего… — Губы у Мотылька тоже все были в крови, нижняя треснула в двух местах. — …не беспокойтесь.

— Захлопнись, — приказала она, цокая языком, — просто сиди и молчи.

Что ему была за печаль? Что было бы, не встреться им разбойники на дороге? Рыцарь бы довёз Тури благополучно до каторги… ну, или она сбежала бы. Был бы он чуть хитрее, он мог бы попросить долю в добыче и бежать или попросту отправиться к князю и заложить ублюдков.

И, хотя Тури ничем не была виновата в плачевном положении бедного Левра, она ничего не могла поделать с чувством вины.

— Ну как ты? Дышишь? — спросила она его, садясь ближе. — Что задумался?

— Не знаю, — едва слышно прошептал юноша в ответ, — ищу, как выбраться?

Она была почти польщена вопросом, прозвучавшим в этом слове. Шансов было мало, но всё же воительнице хорошо было известно, сколько сил и смелости нужно для надежды.

— Вы могли бы, — шевельнулись вновь его разбитые губы, — а я — вряд ли.

— Ты мог бы не вляпаться, если бы держал рот закрытым.

— Это… было бы бесчестно, — он приподнял голову, страдальчески жмурясь, — по отношению к вам.

Тури сдержалась, не выругалась. Ещё одно упоминание мифической «чести», и она сама готова была разбить ему лицо.

— Выживать не бесчестно, — прошипела она в ответ, просто чтобы сказать это наконец.

— Например?

Туригутта выдохнула и заговорила.

***

Сувегин, сын Самина, был самым хитрым, самым подлым, самым безнадёжным подонком во всём королевстве Элдойр.