Мантык-истребитель тигров

Мы вышли. На дворе было полное утро, солнце подходило к небосклону, а туман поднимался массой и образовывал облака. Пошли прямо на след. Оказалось, что тигр вышел из камыша по замерзшим болотам на первый фас, постоял немного времени около контрэскарпа, перепрыгнул ров на берму[99], отсюда вскочил на вал, около которого стояли в сделанных из камыша стойлах лошади, тут немного посидел на корточках и, убедившись, что до лошадей ему не добраться, тем же следом перепрыгнул ров обратно. Почуяв близко страшного зверя, лошади зашевелились, зафыркали и тем возбудили внимание часового. Это самое фырканье слышал и я спросонок.

— Извольте видеть, он к лошадям подходцы делал, — сказал есаул. — Недурно!

Далее тигр пошел вдоль фаса к Сыр-Дарье, где спустился на лед саженях в десяти от часового, и вдоль реки прошел мимо последнего саженях в пяти, когда и окликнул его часовой; от этого оклика тигр пошел прочь, на средину реки, откуда правым плечом повернул кругом и параллельно переднему пути ушел восвояси, в камыш.

Далее следить невооруженным было бы без толку. Мы вернулись в форт.

— Не идти за этим тигром было бы непростительной ошибкой; надо отправиться на поиски сейчас же. Вахмистр, прикажи-ка охотникам собраться на охоту, предварительно позавтракав поплотнее, и пойдем платить тигру за визит.

Отдав такое приказание, есаул вошел в кибитку, и мы принялись за чай. В сборах на охоту прошел добрый час. Мы выступили в числе четырнадцати человек. Есаул скучил около себя охотников и сказал им наставление:

— Не забывайте, молодцы, что успех такой охоты зависит от исполнения следующих условий: идти тише тени; в случае нападения самого тигра на охотников ближайший товарищ должен стрелять в упор; в камыше не расходиться поодиночке, а непременно вдвоем. Ну, теперь с богом, вперед.

Мы пошли по следам. У Мантыка ушки на макушке! У него так сверкали глаза, что он, казалось, никого не видел; он пошел передовым, остальные за ним, один за другим.

Местность, по которой нам предстояло отыскивать тигра, каждый из нас знал в мельчайших подробностях. В пояснение рассказа оговорка эта необходима. Сначала след тигра вел нас по небольшому камышу, но чем дальше, тем камыш становился выше и гуще и, наконец, до того стал густ, что передовому охотнику идти без устали двадцать или тридцать сажен не было возможности; мы стали меняться, не останавливая движения вперед, так что передовой свернет в сторону и примыкает сзади, следующий за ним идет впереди далее. Следы тигра едва можно было разбирать. Тигр шел камышом не по прямой линии, а постепенно сворачивал в стороны, как бы блуждал.

Мы почти все утомились, как вдруг передовой закричал: «Здесь!» — и шарахнулся назад, свалив с ног шедшего за ним, а этот — следующего, так как шли рядами плотно. Мы, задние, разумеется, бросились вперед. Была небольшая прогалина, поросшая кугой[100].

— Где тигр? — спросили чуть не все в один голос.

— Я видел, как он встал из куги и ушел вот в эту сторону, — ответил испуганный передовой.

Оказалось, что тут было его логовище. Я приложил к постели руку: она была теплая, тигр встал сию минуту.

— За мной, — сказал Мантык, — не надо давать ему опомниться, а держать его в страхе и напасть стремительно.

Указания такого веского авторитета, каким был для нас Мантык в деле охоты, всегда производят магическое действие. Все быстро тронулись с места и пошли по пятам тигра. Пройдя этак сажень около ста, мы услыхали писк какого-то животного и ворчанье тигра. Па этот раз — по очереди — я был передовым. Собрав сколько оставалось во мне в наличности сил, я стремительно бросился вперед и через десять или пятнадцать шагов на небольшом просвете увидел трепещущую выдру, из шеи которой каплями точилась горячая кровь. Удирая от нас, тигр мимоходом, одним махом лапы, задавил на завтрак подвернувшуюся выдру, но мы помешали ему. Я поднял выдру; серебристый отлив ее шерсти показал нам всю ценность ее шкуры. Впоследствии мы продали ее за пятьдесят рублей. Выдра показала нам, что тигр голоден, следовательно особенно опасен для охотника. Нужно было не дремать. Очень голодный тигр бросается на человека с страшным остервенением, и кровожадности его тогда нет меры; смятого под себя охотника он терзает с ожесточением. Я сообщил это охотникам.

Рассматривая выдру, мы вместе с тем немного отдохнули и сообразили, что из преследования тигра по пятам путного ничего не выйдет. Мы знали, что по направлению, куда ушел тигр, камыш прерывался узкой полосой чистого места и сажен через десять начинался снова; промежуток этот порос небольшой кугой, кустами — отличное место для засады. Мы решили разделиться на две партии, и одну послать на это место, и, таким образом, отрезать тигру путь отступления и принудить его принять бой, если не удастся из-за куста положить его наповал. Влево от нас было открытое чистое поле; направо тянулась Сыр-Дарья. Следовательно, тигру другого выбора не было, как идти чрез этот перешеек. Есаул обратился ко мне: