Оставалось решить последнюю, наиболее трудную проблему: как быть с самим Мао? Прибывшие из Жуйцзиня настаивали на полном отстранении его от руководства боевыми действиями. Чжоу Эньлай счел это чрезмерным. «У Цзэдуна, — сказал он, — огромный военный опыт, он очень хорош в бою… На передовой от него всегда можно ждать дельного совета». Поэтому лучше всего сохранить за Мао пост политкомиссара, под его, Чжоу, личным присмотром, либо снять с него прямые обязанности боевого командира и оставить на фронте в качестве советника. Чжу Дэ и Ван Цзясян полностью поддержали это предложение. Но Мао уже устал нести ответственность за управление войсками, не подкрепленную реальной властью. Против были и «тыловики». Нежелание Мао признать свои ошибки, возразили они, означает, что он будет повторять их вновь и вновь.
В самый последний момент Чжоу сделал блестящий ход. Хорошо, говорил он, Мао оставит пост комиссара и превратится в военного советника, а чтобы удовлетворить Жэнь Биши и других, возьмет, пока будет находиться на фронте, бессрочный отпуск по болезни. По окончании кампании, когда страсти улягутся, Мао спокойно вернется к исполнению своих привычных обязанностей.
На следующий день, явно ощущая, что исход совещания мог быть куда более неблагоприятным, Мао отправился в армейский госпиталь в Тинчжоу. Там его ждала встреча с Хэ Цзычжэнь, уже готовой дать жизнь их второму ребенку — сыну. Но вскоре сглаженные проблемы дали о себе знать с новой силой. Пока шли споры в Нинду, Бо Гу и Чжан Вэньтянь тоже обсуждали ситуацию в Цзянси и пришли к выводу, что «консерватизм и честолюбие» Мао стали нетерпимыми. Он должен был немедленно покинуть армию и ограничиться работой в правительстве, а взгляды его получат самый решительный отпор. За неспособность отстоять линию партии подвергся критике и Чжоу.
Вести об этом пришли в Нинду сразу после отъезда Мао. Закончившееся совещание возобновило работу и отвергло уже согласованный компромисс. В силу вступали рекомендации центра. Узнав об этом, Мао пришел в ярость, обвиняя своих коллег в «закулисных маневрах» и разжигании «фракционной борьбы». Но изменить что-либо он уже не мог. 12 октября стало известно, что верховным политкомиссаром Фронтовой армии назначен Чжоу Эньлай. В течение двух лет Мао оказался напрочь отрезанным от принятия сколь-нибудь важных военных решений.
Вторую зиму подряд Мао встречал китайский Новый год, чувствуя себя физически разбитым и несправедливо обиженным. Палата небольшого санатория, которую он делил с двумя высокими партийными чинами, была намного уютнее промозглой сырости древнего склепа на Дунхуашани. В целом его положение в партии не изменилось, поскольку принятые в Нинду решения сохранялись в тайне. Но на этом преимущества заканчивались.
За двенадцать лет пребывания в рядах КПК Мао в шестой раз оказывался не у дел. Первый раз он отошел в сторону сам в 1924 году, когда ощутил, что его вера в победу заколебалась. Затем, в 1927 году, его ждала неудача восстания, приуроченного к празднику Середины осени. Через год только что созданный партком провинции Хунань заслал его в глушь Цзинганшани, в 1929-м он чувствовал себя обойденным в споре с Чжу Дэ по вопросам тактики партизанской войны. После этого, в 1932 году, было самозаточение в Дунхуашани. Последним потрясением стало совещание в Нинду. Во всех предыдущих случаях либо находились влиятельные друзья, либо он сам уходил в тень, уверенный в том, что вернется в схватку с новыми силами. Но сейчас Мао вынудило к уходу непримиримо враждебное и без всякой нужды спровоцированное им же центральное руководство партии. Вспыхнувший конфликт серьезно ослабил позиции тех, кто, как Чжоу Эньлай, мог бы оказать ощутимую помощь.
Мао очень похудел. Его потускневшие глаза и ввалившиеся щеки тревожили Хэ Цзычжэнь. Позже ходили разговоры, что он заболел туберкулезом, но скорее всего главная причина крылась в застарелой неврастении, волны которой всегда накатывали на Мао в периоды глубоких переживаний. Как-то он обронил в присутствии Хэ фразу: «Это выглядит так, будто они приговорили меня к смерти».
Вскоре после прибытия в санаторий произошла встреча, бросившая мрачную тень на весь грядущий год. Однажды Мао разговорился с Ло Мином, исполнявшим обязанности секретаря Фуцзяньского провинциального комитета партии. Речь шла о тактике действий гоминьдановских войск. Мао убеждал собеседника как можно быстрее вернуться домой, чтобы помочь развертыванию широкой партизанской войны — в помощь частям Фронтовой армии, готовившимся дать отпор четвертой кампании Чан Кайши. Ло передал соображения Мао в Фуцзяньский партком, где без промедления начали разрабатывать тактику действий партизан.