Мао Цзэдун

Усилившееся влияние центрального советского района и растущая угроза со стороны шанхайской полиции к этому времени уже убедили Бо Гу и Чжан Вэньтяня, что для всего партийного руководства настала пора перебираться в Жуйцзинь. Проезжая через Фуцзянь, Бо тоже встретился с Ло Мином, который с энтузиазмом принялся рассказывать о новой тактике, казавшейся, по его мнению, более грамотной, нежели «сухие и лишенные гибкости директивы», обязательные для выполнения в прошлом. Однако Бо Гу был последним, кто мог бы по достоинству оценить его искренность. По прибытии в Жуйцзинь Бо немедленно начал активную борьбу против влияния авторитета Мао на всей территории советского района. Искаженные слова Ло обличали Мао как «последовательного оппортуниста», культивирующего «пессимистические и пораженческие настроения» и «открыто призывавшего к самороспуску партии».

Через расследование по делу «линии Ло Мина» прошли тысячи партийных чиновников, среди которых были четверо молодых людей, чьи имена особенно тесно связывались с Мао: Дэн Сяопин — секретарь парткома уезда Хуэйчан на севере Цзянси, Гу Бо — бывший секретарь Мао, Се Вэйцзюнь — командир сформированной в Цзянси 5-й дивизии и Цзэтань — родной брат Мао. В апреле 1933 года все четверо были вызваны на разоблачительный митинг, где ораторы, обращаясь к ним не иначе как к «деревенским мужланам», наперебой говорили о том, что «в диких горных углах люди и понятия не имеют о марксизме». «Мужланы», в свою очередь, назвали своих обвинителей «господами из-за границы» (то есть из Москвы). Сразу после митинга четверку освободили от всех занимаемых ими постов. Эта же участь ждала и многих других сторонников Мао.

Сам он к этому времени уже вернулся в Епин, небольшую деревню неподалеку от Жуйцзиня, ставшую штаб-квартирой руководства партии.

Статус Председателя Республики означал, что для «кампании по критике Ло Мина» Мао недоступен. Поддержал его и Коминтерн, еще в марте потребовавший от Бо Гу пойти на «примирение с товарищем Мао», оказать на него «дружеское влияние» и предоставить ему «всю полноту ответственности за работу правительства». Заслуживает внимания тот факт, что, когда в 20-х и 30-х годах отношения Мао с креатурами Москвы часто оставляли желать много лучшего, сама его фигура становилась в глазах Кремля все более привлекательной. Начиная с 6-го съезда партии Мао превратился в единственного лидера КПК, безусловно поддерживающего Сталина по трем основным вопросам китайской революции: ведущей роли крестьянства, отношения к Красной армии и создания «красных зон» в деревне. Москва не могла не оценить подобного единодушия.

Однако в далекой Цзянси поддержка Кремля значила не так много. Хэ Цзычжэнь и Мао жили вместе с другими членами Центрального Бюро в старом, выстроенном из хорошего камня особняке, который бывший его владелец покинул не из страха перед коммунистами, а потому что в доме умерла его жена, после чего усадьба стала считаться сулящей несчастья. Руководство поселилось на первом этаже; комнаты выходили на крытую галерею, с четырех сторон окружавшую просторный внутренний двор. Галерею украшали резные балки и покрытые тонкой лаковой росписью ширмы. Лучшие помещения были отданы членам Политбюро ЦК Чжоу Эньлаю и Жэнь Биши. Мао досталась комната поменьше, с глиняными стенами и выложенным каменной плиткой полом. Чжоу жил за стеной. Чжу Дэ и Ван Цзясян поселились в самом дальнем конце, за большим залом, где проходили рабочие совещания Бюро.

С приездом Бо Гу все менялось. Продолжая оставаться членом Центрального Бюро, Мао оказался в такой политической изоляции, что порой целыми днями не видел своих коллег. Чжоу Эньлай и Чжу Дэ были на фронте, Ван Цзясян получил серьезное ранение осколком шрапнели. Остальные откровенно избегали Мао. В апреле ощущение одиночества усилилось. Националисты начали осуществлять регулярные авианалеты на Епин, и Мао, как и другим «вспомогательным сотрудникам», было приказано перебраться в Шачжоуба — деревеньку, расположенную километрах в двадцати на запад. Там его единственными собеседниками стали собственные братья и ближайшие родственники Хэ Цзычжэнь.

Время превратилось в личного врага Мао. На Цзинганшани в редкие периоды затишья вместе с Чжу Дэ и Чэнь И он погружался в беседы о поэзии, свои собственные строфы они украшали цитатами из классиков танской династии Ли Бо и Ду Фу, чьи дошедшие из тысячелетней давности шедевры всем троим были знакомы еще со школы. Позже Хэ вспоминала, как светлело лицо Мао в разговорах о литературе. Чтение настолько увлекало его, что он заказал себе штаны с особо вместительными карманами — чтобы было куда опустить книгу. Обычно немногословный, Мао преображался, когда речь заходила о творчестве, на эти темы он мог говорить часами. В споре с Хэ о ее любимом романс «Сон в красном тереме» Мао провел однажды всю ночь. Интересно, что описываемые автором события он представлял себе в виде борьбы двух фракций великого и могущественного императорского двора.